Малето Е.И., Рудая Е.Н. Россия и мир: проблемы взаимовосприятия. Заседание “круглого стола” // Отечественная история. 1999. № 1. С. 191-194.


Уже пятый год в Институте российской истории РАН работает семинар по имеджинологии (имагологии) "Россия и мир: проблемы взаимовосприятия", организованный центром по изучению отечественной культуры и группой по изучению международных культурных связей России. Каждый год участники семинара собираются на заседание "круглого стола", на котором проходит оживленное обсуждение накопившихся научных проблем*. 19 февраля 1998 и в ИРИ РАН состоялся 5-й "круглый стол" "Россия и мир: проблемы взаимовосприятия". В его работе кроме сотрудников ИРИ приняли участие представители Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, Российского государственного гуманитарного уни­верситета, Института русского языка Российской академии образования, Института всеобщей истории, Института мировой литературы им. A.M. Горького и др.

Обсуждение научных проблем было организовано по блокам. Первый охватывал доклады о XVI-XVII вв. Он открылся докладом Л.Е. Морозовой (ИРИ РАН) "Москва от С. Герберштейна до А. Поссевино". По однотипным документам XVI в. об облике Москвы, государевом дворе и быте москвичей Д.Е. Морозова показала, как Москва становилась столицей Российского государства. Автор обратила внимание на тот факт, что в документах XVI в. отмечаются неблагоприятные географические и экологические условия жизни в Москве и Подмосковье (природные ресурсы к указанному столетию исчерпаны, сказывалась нехватка продуктов и т.д.). Автор делает интересный вывод, что именно эти условия заставили московских князей проявить инициативу в процессе присоединения к Москве более благополучных земель. Эта гипотеза вызвала неоднозначную реакцию у присутствовавших, особенно у специалистов по XVIII в. Последовали вопросы о том, как эта гипотеза соотносится с документами XVIII в., где Москва и Подмосковье описаны как исключительно благодатный край. Л.Е. Морозова ответила, что, возможно, именно объединение земель вокруг Москвы и присоединение Сибири к Московскому государству способствовали росту благосостояния города и его обитателей. От обсуждения этой проблемы перешли к докладу Л.Н. Пушкарева (ИРИ РАН) "Ю. Крижанич о западных соседях славянского мира". В интерпретации автора Ю. Крижанич предстал как родоначальник идеи объединения и сплочения славян, из-за которой в дальнейшем его считали основоположником1 панславизма. Докладчик полагает, что трагедия Ю. Крижанича заключалась в попытке объединить необъединимое, а именно: два церковных центра - православный и католический. Особо подчеркивалось, что наследие Ю. Крижанича надо внимательно изучать и в этой связи важно, что стали издавать его сочинения, хотя работа продвигается медленно. Участники семинара спрашивали Л.И. Пушка-рева, почему идеи Ю. Крижанича не поддерживались в России? По мнению автора, они имели мало последователей и поэтому не получили широкого распространения. Кроме того, документы Посольского приказа при царе Алексее Михайловиче показывают, что российские чиновники того времени видели в Ю. Крижаниче своего рода конкурента, из-за чего многие его идеи сгинули в бумагах приказа. Продолжила обсуждение проблем, связанных с историей XVI-XVII вв., Л.У. 3 вонарева (Институт культуры), выступившая с сообщением "Америка и Европа в восприятии Симеона Полоцкого". Она подробно охарактеризовала Симеона Полоцкого как разностороннюю личность с широким кругом интересов, совершенно справедливо подчеркнув, что для него Россия - это Восток, где сказывался недостаток европейской культуры. Особенно подробно была рассмотрена философия Симеона Полоцкого, в основе которой лежала идея о том, что обмен культурными ценностями способствует распространению взаимо­понимания между народами, а войны возникают лишь там, где такого взаимопонимания нет. Прозвучало это удивительно актуально. Правда, участники семинара обратили внимание Л.У. Звонаревой на неоднозначность влияния идей Симеона Полоцкого на российскую национальную культуру, так как он считал, что России важно было воспринять западную культуру, а не развивать свою. Сообщение А.П. Богданова (ИРИРАН) "Европейское культурное наследие в творчестве Игнатия Римского-Корсакова" завершило первый блок докладов. Докладчик показал, что свой трактат "Довод вкратце" И. Римский-

/191/

Корсаков писал на основе трудов мыслителей античности (Овидия, Вергилия и др.), а также эпохи Возрождения (Эразма Роттердамского, Бокаччо и др.), Таким образом, используя в основном оригиналы, он смог создать совершенный научный труд, основанный на традициях рационального толкования мифологии.

Сообщение Е.И. Малето (ИРИ РАН) "Русская провинция второй половины XVIII столетия и пред­ставления П.С. Палласа" открыло цикл докладов о XVIII-XIX вв. Она рассказала о новых возможностях изучения этого источника с позиций культурологии. Проанализировав специфику взгляда на русскую про­винцию представителя университетской западноевропейской интеллектуальной элиты, ученого-немца Петра Симона Палласа (1741-1811), докладчик пришла к выводу, что именно высокий уровень культуры и обра­зованности позволил Палласу быстро адаптироваться, уйти от стереотипов в оценке окружающей рос­сийской действительности и открыть для себя, Западной Европы и России ее провинцию, никогда дотоле не изучаемую и большей частью неизвестную. О.Г. Агеева (ИРИ РАН) рассмотрела проблему "Характер общения и особенности взаимовосприятия России и Европы в начале XVIII века". По ее наблюдениям, формирование положительного образа Европы в России в этот период привело не только к ориентации на западноевропейские нормы, но и к механическому переносу западноевропейских ценностей на русскую почву, что хорошо прослеживается напримере Петровской эпохи. А общение, хотя и характеризовалось стремлением России установить более тесные контакты с западноевропейцами, все же протекало в условиях вялотекущего конфликта двух культур. Е.Ю. Артемова (ИРИ РАН) в докладе "Французские путе­шественники о Москве второй половины XVIII — первой половины XIX в." охарактеризовала записки Сегюра, Карберона, Виже Либрена, Жермена де Сталя, де Кюстина и других путешественников, под­черкнув, что они занимают важное место в изучении истории Москвы. Города, дороги, трактиры, селения - все привлекает внимание иностранцев, но о чем бы они ни писали - все так или иначе пытались проникнуть в суть русской души. В характеристике Москвы преобладает переплетение азиатского и европейского. Она для иностранцев — явление истинной русской культуры. Там настоящая русская знать. Петербург же, по мнению многих, — это европейский город. Все записки носят описательный характер и, как отмечалось Е.Ю. Артемовой, могут дать информацию не только о Москве, но и о всех сторонах жизни России рас­сматриваемого времени. М.В.Тубина (МГУ) посвятила свое выступление проблеме "Франция в восприятии русских военных: эволюция стереотипов (1814—1818)". Она отметила, что события 1812 г., пребывание русской армии в Париже в 1814 г. дали возможность русским лучше познакомиться с жизнью Европы, в частности, Франции. Но подчеркивалось, что на процесс восприятия русскими французских реа­лий большое влияние оказали существовавшие в российском обществе стереотипы (о поверхностном образовании французских аристократов, о хороших дорогах и т.п.), характерные как для тех из них, кто восхищался французской революцией, так и для тех, кто считал эту революцию заразой для Европы - ведь многих воспитывали французские гувернеры. Русские единодушно считали французов ветреными и не патриотичными. Такой вывод они делают, когда видят, что французы не организовали оборону Парижа в 1814 г. "Париж - это Франция, а Москва - еще не Россия", - заявляли русские, намекая на события Оте­чественной войны 1812 г. Судя по сохранившимся мемуарам, письмам и запискам, наши соотечественники разочаровались не столько во Франции, сколько в том, что не смогли найти там того, что себе представляли. Участников семинара интересовало, нет ли в сохранившихся источниках материалов, связанных с отно­шением французов к режиму Наполеона Бонапарта? Но, к сожалению, как было показано, русские об этом ничего не сообщают и даже не стараются дать объективную оценку отношения французов к Наполеону. О.Е. Фролова (ИРЯ РАО) в докладе "Восток и Запад в русском художественном тексте первой половины XIX века" обратила внимание собравшихся на то, что "свое" в русской художественной прозе ассоциируется с понятием норма, а "чужое" рассматривается как отклонение от нее. Иностранцы вос­принимаются как люди закрытые, рациональные. Их образы скорее не принимаются русской культурой, но формируют понятие нормы о самих себе.

С.А. Козлов (ИРИ РАН) рассмотрел проблему немецкого "ratio" и русского "авось" на страницах отечественной печати дореформенной эпохи, высказав интересные, хотя и не бесспорные суждения. Вопрос о том, какие черты национального характера русских и немцев оказывали положительное или отри­цательное влияние на развитие производительных сил России и Германии стал предметом его научных изысканий. На основе, изученных материалов автор пришел к следующим выводам: в период с 1765 по 1812 г. в России имело место априорное доверие к западноевропейскому экономическому опыту (А. Болотов и Д. Полторацкий активно пропагандировали достижение немецких аграриев), а национальные традиции утрачивались. В период с 1813 до конца 1820-х гг. в ходе заграничных походов русской армии Россия приоб­щилась к западноевропейскому опыту ведения хозяйства (наблюдалось стремление к деловой активности, предприимчивости).

С начала 1830-х до начала 1850-х гг. с публикацией трудов Тэйера слово "рационализм" стало синонимом прогресса. Русские помещики стремились внедрить теоретические знания в практику (Ярославское общество сельского хозяйства, хозяйство Корновича). Противостояние русского "авось" и немецкого "ratio" отчетливо проявилось перед реформой 1861 г., а попытки отечественных рационализаторов внедрить иностранный опыт стали важным фактором в подъеме производительных сил уже в пореформенную эпоху. Осмыслению

/192/

образа России как славянской державы был посвящен доклад О.В. Павленко (РГГУ). Она рассмот­рела идею панславизма, который, возникнув в Австрии, пришел в Россию уже в отраженном свете и пре­терпел два периода развития - до и после Крымской войны. Автор подчеркнула, что если бы панславян­ской идеи не было, ее следовало выдумать, потому что она была мощным фактором национальной консо­лидации.

Серия докладов о рубеже XIX-XX вв. началась выступлением Т.В. Бойко (ИРИ РАН), показавшей западный опыт организации "народных домов" в России конца XIX - начала XX в. Отмечалось, что сама идея возникла и материализовалась в Англии после того как Анри Базен опубликовал роман "Богатая наследница". Описав судьбу героини, у которой после тяжелой жизни в рабочем квартале и получения богатого наследства возникает мысль о создании народного дома, писатель невольно положил начало движению по строительству "дворца народов", распространившемуся вскоре не только в Европе, но ив России. Западные идеи внедрения культуры в народные массы были настолько популярны и модны в России, что к ним примкнула аристократия (народный дом графини Паниной и др.). По мнению Т.В. Бойко, эта мало известная проблема требует дальнейшего изучения.

В.И. Журавлева (РГГУ) рассказала о российско-еврейской эмиграции в США на рубеже XIX-XX вв. и формировании образа России. В центре ее внимания - вопросы социального состава эмиграции, мотивы эмиграции (волна погромов и т.п.), стереотипы, складывавшиеся в той или иной волне эмиграции, в том числе идеологические. Докладчик стремилась оценить вклад еврейской эмиграции в создание стерео­типов американского сознания на протяжении всего XX в. и пришла к выводу, что российско-еврейские эми­гранты оказались не только носителями негативного восприятия образа России, но и причиной обострения русско-еврейских отношений.

Доклад В.А. Молодякова (Токийский университет) "Образ Японии в России начала XX века: политика через призму культуры" стал поводом к активному обмену мнениями участников "круглого стола" и никого не оставил равнодушным. Автор на примере трудов В. Соловьева, В. Брюсова и А. Белого сумел профессионально показать, что до русско-японской войны 1904-1905 гг. образованные круги русского общества ничего о Японии не знали и знать не хотели, а произведения И.А. Гончарова и В.В. Крестовского рассматривались ими как беллетристика. После войны культура Японии заинтересовала Россию, но скорее это было явлением моды. Основными же образами Японии в России и Европе начала века стали образы "желтой" опасности и живописной, экзотической страны.

Е.С. Сенявская (ИРИ РАН) выступила с докладом "Образ врага в русско-японской войне 1904-1905 гг." По ее наблюдениям, стереотипы во взаимодействии различных социумов сказываются не только в общении, но и в политике, влияют на исход войны, что прослеживается на примере русско-японской войны 1904—1905 гг. Вопрос о том, почему Россия оказалась неподготовленной к войне, а японцы, напротив, имели превосходство в военной силе, стал центральным в ее выступлении. Неоднозначным был и ответ. Причина в том, полагает Е.С. Сенявская, что существовал определенный стереотип восприятия противника. Россия относилась к японцам, как к азиатам, варварам и явно их недооценивала. Поэтому дикие азиаты оказались способны победить цивилизованную Европу.

Е.Ю.Сергеев (МВИ) говорил о германофобии в российском обществе в годы Первой мировой войны. Он отметил, что перед войной в России насчитывалось 1 750 тыс. этнических немцев. Среди них значительная часть - колонисты. Проанализировав экономические, политические и идеологические причины возникновения германофобии, докладчик привел убедительные примеры этого явления (запрещение аренды , земли этническими немцами, запрет на куплю-продажу ценных бумаг и на любые финансовые операции, исполнение музыки немецких композиторов, гонения на людей, носящих немецкие фамилии и т.п.). По его мнению, германофобия особенно болезненно отразилась на колонистах, так как в 1915-1916 гг. началась их депортация. А русская интеллигенция, к сожалению, поддержала эту кампанию.

С.В. Листиков (ИВ И) в докладе "Россия от Февраля к Октябрю глазами американского консула М. Саммерса" показал, что февральская революция, с точки зрения официальных американских кругов, открывала перспективы прежде всего для русского либерального общества и была направлена на более активное включение России в войну. Саммерс полагал, что Россия переживала состояние незавершенной революции и классовой борьбы, имея несколько вариантов развития: путь демократических реформ, реванш крайне реакционных сил, победа фанатиков-радикалов, возможность военного поражения России. Но у американцев твердой уверенности в том, какой из этих вариантов победит, в то время не было.

Последний блок докладов был посвящен 20-30-м гг. XX столетия. Е.Н, Рудая (ИРИ РАН) назвала свое выступление "Генуэзская конференция как зеркало основного противоречия XX века". Она подчеркнула, что конференция была попыткой создать систему международных отношений после Первой мировой войны с участием Советской России, так как до этого момента она создавалась без нее. В отечественной литературе конференция всегда рассматривалась как успех советской дипломатии. Но с точки зрения создания единой системы международных отношений ее результаты были скорее от­рицательными, чем положительными. События 1922 г. в Генуе показали объективную несовместимость двух систем на международной арене как в практической, так и в экономической областях. Это проявлялось на

/193/ протяжении всего XX в., даже в те моменты, когда казалось, что под давлением обстоятельств найден некоторый компромисс.

Доклад А.В. Голубева (ИРИ РАН) "Запад глазами советских лидеров 1930-х гг." продолжил перечень проблем, вынесенных на обсуждение участников "круглого стола". На основе изучения архивных документов автор пришел к заключению, что советские лидеры 1930-х гг. рассматривали Запад в нескольких ипостасях: как родину марксизма и рабочего движения - составной части мировой революции; как источник передовой технологии и постоянной военной угрозы. Причем, если не брать пропаганду, в качестве главного потенциального противника Советской России до конца 30-х гг. выступала Англия, а не Германия. Логическим продолжением доклада А.В. Голубева стало сообщение Г.В. Куликовой (ИРИ РАН) о визитах иностранных делегаций в 20-30-е гг. в Советскую Россию (приезд Б. Рассела в 1920 г., А. Жида и Л. Фейхтвангера в 1936-1937 гг.). Все они приехали со стремлением увидеть хорошее и оставили воспоминания, в которых отразился острый взгляд интеллигентов, знакомых с ценностями западной цивилизации и стремившихся понять советскую действительность. В их работах содержатся оценки, которые и сегодня звучат современно. Так, Б. Рассел, говоря о соотношении демократии и диктатуры как особой формы коммунизма, поднимает вопрос о цене достижений. Он не уверен, что, понеся большие жертвы, можно достичь тех результатов, к которым стремились большевики. Г.Б. Куликова подчеркнула, что при анализе сложных и неоднозначных проблем советской истории было бы ошибкой упускать подобные работы из поля зрения исследователей. Объективное, осмысление этих материалов возможно, как отмечалось, только при разрушении идеологических стереотипов.

Ни одно выступление не осталось без внимания. Первоначально предполагалось, что дискуссия будет проводиться после каждого блока докладов. Однако она возникала после каждого сообщения, что создавало атмосферу непринужденности и заинтересованности. Подводя итоги "круглого стола", его участники высказались за активное привлечение к его работе молодых ученых, а такжд за расширение источниковой базы обсуждаемых докладов, в том числе за счет; тех материалов, которые ранее преднамеренно исключа­лись из научного оборота. Было решено сделать издание материалов "круглого стола" периодическим. Выпуск первый - "Россия и мир глазами друг друга" - планируется издать в конце 1998 - начале 1999 г.

Е.И. Малето, Е.Н. Рудая (Институт российской истории РАН)

Примечание:

* Отчеты о предыдущих заседаниях "круглого стола" см.: Отечественная история. 1995. № 3; Там же. 1998. № 3. Материалы "круглых столов" опубликованы в сборниках: Россия и Европа в XIX-XX вв. Пробле­мы взаимовосприятия народов, социумов, культур. М., 1996; Россия и внешний мир: Диалог культур. М., 1997; в коллективной монографии "Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в созна­нии российского общества первой половины XX в." М., 1998.

/194/