Россия и мир: проблемы взаимовосприятия в XV-XX веках // Отечественная история. 2001. №2. С. 206-210.


РОССИЯ И МИР: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОВОСПРИЯТИЯ В ХУ-ХХ ВЕКАХ Заседание " круглого стола”

8 февраля 2000 г. в Институте российской истории РАН прошло очередное заседание "круглого стола", 7-е по счету. Он был организован Центром по изучению отечественной культуры и группой по изучению международных культурных связей России.

Выступило более 20 докладчиков - представители Государственной академии управления им. С. Орджоникидзе, Института национальных проблем образования, Института всеобщей истории РАН, Института российской истории РАН, Института славяноведения РАН, Института русского языка РАН, Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, Российского государственного гуманитарного университета, Орловского агроуниверситета и ДР-

Открыл обсуждение научных проблем И.Г. Яковенко (ИНПО МОПО РФ) докладом "Образ Запада: динамика изменений в 1990-е гг." В нем прозвучала мысль о том, что в сознании россиян в 1980-е гг. существовал стереотип восприятия своего и чужого мира: Советский Союз казался нищим, дефицитным, а Запад - благополучным и сытым. Процессы 1990-х гг., упрощение процедуры получения заграничного паспорта и массовый выезд наших соотечественников за рубеж радикально изменили ситуацию: Запад превратился из мифа в реальность. Умерла сеть магазинов "Березка", изменился статус английского языка, предметная и архитектурная среда, жанры эстрады и многое другое. Как отметил докладчик, сегодня антизападничество в России носит скорее "платонический характер", так как отказываться от западных благ многие в обществе не хотят.

В ходе оживленной дискуссии, в которой приняли участие В.В.Рогинский (ИВИ РАН),

А.Ю. Саран (Орловский агроуниверситет), A.B. Шубин (ИВИ РАН) и др., высказанные идеи были признаны справедливыми главным образом для Москвы и других центральных городов, но не для периферийной России, где заметно усиливается внимание к национальным традициям.

Л.Е. Морозова (ИРИ РАН) в докладе "Две России Сигизмунда III" отметила, что план возведения польского королевича Владислава на русский престол, судя по актовым материалам, исходил от самого Сигизмунда. Ему удалось закрепиться лишь в Смоленске, поэтому реализация задуманного оказалась невозможной. Между тем в Европе, вплоть до отказа от прав на Московский престол, Владислав официально считался русским государем. По мнению докладчика, эта информация полезна для понимания того, как шла борьба за русский престол в Смутное время.

Л.H. Пушкарев (ИРИ РАН) рассмотрел в своем докладе тему "Ю. Крижанич о месте России между Европой и Азией". Хорват по национальности и католик по вероисповеданию, Ю. Крижанич всю свою жизнь отдал идее объединения славян. За свои убеждения был сослан в Тобольск, где провел 15 лет. В ссылке он усердно работал: занимался философией, историей, изучал лингвистику. Не раз писал прошения в Москву, стремясь обратить внимание государя на необходимость освоения богатств Сибири. Предупреждал, что расширение связей с Западом _ опасно - особенно с немцами. "Они захватили большую часть Польши. Что-то будет с Россией?" А вот связи с Востоком считал полезными, видя историческую роль России в том, чтобы быть средоточием евроазиатской культуры.

Е.И. М а л е т о (ИРИ РАН) в докладе "Россия и мир ислама в эпоху Екатерины И", основанном на материалах записок известного русского дипломата П.А. Левашева, привела убедительные аргументы, позволяющие говорить о том, что на протяжении XVIII в. в русской культуре происходят постепенные, но значительные изменения в отношении к Востоку, в том числе к мусульманскому. Прежнее противостояние мусульманскому миру, воспринимавшемуся как воплощение зла и жестокости, как область обитания конфессионально чуждых "басурман",уступает место симбиозу и признанию допустимости иных духовных измерений. Докладчик подчеркнула, что такие тенденции отнюдь не были случайными. Они сопровождали процесс формирования полиэтничного и поликонфессионального государства имперского типа, в котором на государственном уровне ограничивался антагонизм по отношению к другим народам и конфессиям.

С интересом был воспринят доклад Е.В. Жбанковой (МГУ) «Европейский салонный танец на балу времен Александра I», которая рассмотрела французскую (Лепик, Огюст Пуаро, Шарль Дюбло, П. Иогель и др.) и итальянскую (Мунаретти и др.) школы бальных танцев в России. Проанализировав репертуар балов первой четверти XIX в. - полонез, гавот, контр-данс (англес, экосес, французская кадриль), вальс, мазурку и котильон, которым обычно завершался бал, - докладчик высоко оценила бальную культуру и ее значение в жизни русского общества того времени.

В докладе A.B. Шубина (ИВИ РАН) "История России и Запада в XIX-XX вв.: методы сравнения" анализировались "исторические структуры". По мнению автора, структура истории является фрактальной и проявляется на стадиальном уровне. Вот почему историю каждой страны мы можем разделить на несколько эпох, каждая из которых характеризуется определенным набором черт и процессов, определяющих динамику развития общества.

В докладе М.В. Губиной (МГУ) "Россия и русские в сознании французского общества (1814-1818 гг.)" наглядно показано, что представления французов о русских современниках носили довольно противоречивый характер. Докладчик пришла к выводу, что восприятие французами русской армии базировалось на стереотипе о низком уровне развития России и ее жителей-варваров, который, однако, корректировался реальностью.

Содержательным было обсуждение темы «Художественный текст и диалог культур (по материалам "Пиковой Дамы")», с которой выступила O.E. Фролова (ИРЯ).

Живой интерес вызвал доклад В.В. Рогинского (ИВИ) "Россия и Скандинавия в новое время: XVIII—XIX вв." Подчеркивалось, что Северная Европа играла в истории России самую активную роль (династические связи, три войны со Швецией XVIII - начала XIX в. и т.п.). Между тем в обыденном, массовом сознании русских Скандинавия продолжала оставаться чем-то незнакомым. Явная недооценка этой страны сохраняется и сегодня.

А.Ю. К о р ч а г о в (ГАУ) в докладе "Русский солдат глазами противника 1812 и 1855 гг." на основе изучения дневниковых записей баронессы де Сталь, генерала Эрбе, участвовавшего в Севастопольской кампании, и др. отмечал, что с одной стороны, русский солдат не переставал изумлять иностранцев своей смелостью, самоотверженностью, упорством в бою, патриотизмом, а с другой - поражал их воображение безынициативностью, набожностью, рабской зависимостью.

В докладе А.Ю. Сарана (Орловский агроуниверситет) была освещена проблема российско-европейских связей в области фотографии в XIX в. По мнению автора, начало эры фотографии следует отнести к 1830-м гг. При том, что русская провинция познакомилась с достижениями в области фотографии уже в 1840-е гг., это увлечение оставалось слишком дорогостоящим для его широкого распространения. Из трехсот фотографов Орловской губернии, каждый шестой, по подсчетам А.Ю. Сарана, был выходцем из Германии, Франции, Турции и других стран. В 1850-е гг. наиболее активно шел процесс тиражирования фотографических работ, появился жанр фотографической карточки. Тогда же фотография стала широко использоваться в идеологических целях: с ее помощью активно формировался образ врага.

В докладе, посвященном проблеме восприятия России в работах бельгийских историков XIX-XX вв., A.C. Намазова (ИВИ) говорила о том, что в Бельгии существует устойчивый интерес к истории России. Отмечалось, что бельгийцы, жившие в России в эпоху Николая I, восхищались Петербургом и русским императором, считая его самым красивым мужчиной в Европе. Они сходились во мнении, что Россия - загадочная и одновременно великая страна, раздираемая противоречиями. В последние десятилетия XIX в. в Россию хлынул большой поток предпринимателей и рабочих из Бельгии: было создано около 200 предприятий машино­строительного, текстильного, горнодобывающего, металлургического профиля, на которых работали 20 тыс. бельгийцев. После революции многие уехали, но интерес к России сохранился: загадочная русская душа, как и прежде, манит бельгийцев.

Е.С. Сенявская (ИРИ РАН) в докладе "Русские и поляки в войнах XX в.: динамика взаимовосприятия" проследила эволюцию отношений двух соседних славянских народов, в истории которых тесно переплетались факторы, способствовавшие как взаимному их сближению, так и отчуждению. В XX в. наибольшее влияние на отношения между русскими и поляками оказали три поворотных события всемирной истории: Первая мировая война, приведшая к революции в России и государственной независимости Польши, Вторая мировая война с последовавшим вовлечением стран Восточной Европы в сферу влияния СССР и перестройка в Советском Союзе с дальнейшим распадом социалистического лагеря. Особенно сложными оказались политические и социально-психологические процессы первой половины

в. Так, с началом Первой мировой войны появилась надежда на примирение русских и поляков перед лицом "общего врага всего славянства - тевтонской угрозы", но уже через несколько лет произошло их столкновение в польско-советской войне 1919-1920 гг. Взаимоотношения двух молодых государств и их народов оставались весьма напряженными до Второй мировой войны, в которой СССР и Польша сначала оказались в роли противников, а затем союзников. Такие сложные политические метаморфозы не способствовали их взаимному доверию, несмотря на наличие общего смертельного врага - фашистской Германии. Все это обусловило крайнюю противоречивость психологии взаимоотношений и взаимовосприятия двух народов, наложив отпечаток и на последующее их развитие.

В центре внимания С.А. Козлова (ИРИ РАН) находился сравнительно-исторический анализ двух великих европейских столиц в сочинении российского предпринимателя конца XIX в. С.Б. Иппо "Москва и Лондон. Исторические, общественные и экономические очерки и исследования". Докладчик отметил, что в этой работе ярко проявились характерные для россиян середины - второй половины XIX в. оценки британской столицы и жизни ее обитателей. В то же время подчеркивалось, что книга С.Б. Иппо является уникальным памятником российской общественной мысли XIX столетия: столь многопланового срав­нительно-исторического анализа Москвы и Лондона с использованием "геополитического" и "культурологического" подходов в современном их понимании отечественная историография не знала ни до, ни после выхода указанной работы. Анализ этого сочинения привел докладчика к выводу о том, что наиболее дальновидные отечественные предприниматели никогда не отделяли Россию от остальной Европы, стремясь перенять все лучшее из ее опыта. Появление книги С.Б. Иппо способствовало отходу россиян от ряда стереотипных представлений о жизни Великобритании, позволило задуматься над формированием более гибкой и рациональной модели поведения, поскольку именно жители Лондона олицетворяли в тот период сам дух буржуазного рационализма.

Как отмечалось в докладе Е.Ю. Сергеева (ИВИ РАН) "Запад и русская военная разведка в начале XX в.", исследование одной из важнейших структур государственной власти в России - военной разведки, деятельность которой приобрела особое значение в начале XX в., на протяжении долгого времени оставалась вне поля зрения отечественных и зарубежных исследователей. Служебная переписка и источники личного происхождения, по мнению докладчика, показывают, что система представлений офицеров разведки включала эмоциональные образы, категориально-оценочные критерии и стереотипы восприятия европейских реалий начала XX в. Особое место занимала дихотомия сравнительных оценок по линии восприятия своей страны и образа потенциально враждебных государств (Вели­кобритании до 1905 г., Австро-Венгрии - с 1907-1909 и Германии - после 1910-1911 гг.), способных нарушить привычный для традиционной военной элиты самодержавной России, оставшейся в целом дворянской, социально-политический порядок. Категориально-оценочные критерии и стереотипы менталитета русских военных разведчиков в отношении Запада были обусловлены особенностями профессиональной подготовки офицеров Генерального штаба и их социальным статусом, а также информационной средой страны пребывания или служебных командировок.

Е.Н. Рудая (ИРИ РАН) в докладе "Советско-английские переговоры 1920 г.: первый контакт двух миров" затронула тему формирования системы международных отношений после Первой мировой войны. Как отмечалось, эта система была создана без участия советской России (во многом по ее собственной вине). К началу 1920-х гг. надежды большевиков на мировую революцию не оправдались, и этот факт заставлял партийные круги серьезно задумываться над переоценкой международной ситуации. Однако изменение точки зрения на тот или иной внешнеполитический вопрос не вело к отказу от основных идеологических догм. Наиболее ярким примером этого стала идея об одновременном сосуществовании буржуазных государств и первого в мире государства рабочих и крестьян. Правящие круги Великобритании также по ряду причин стремились вовлечь Россию в систему международных отношений и обязательств. Однако ни Генуэзская конференция (вопреки существующему в отечественной литературе мифу о ней как об успехе советской дипломатии), ни англо-советские переговоры 1920-1921 гг., в ходе которых были заключены торговые соглашения, к значительным позитивным результатам не привели. Английская сторона сбивалась на язык ультиматумов, а советская широко использовала метод проволочек и демагогическую фразеологию. Таким образом, в общественном сознании обеих стран того времени закрепилось априорное восприятие друг друга во вражеских, черных красках.

С.В. Журавлев (ИРИ РАН) в докладе "Советская повседневность конца 1920 - начала 1930-х гг. глазами иностранных специалистов" высказал интересные суждения о том, как воспринимали советскую действительность разные категории иностранцев. Изучив архивные материалы, докладчик выделил вопросы производственной и бытовой повседневности (социалистическое соревнование, ударничество, коммуналки, бараки, бытовые условия), а также вопросы морали, которые особенно интересовали иностранцев. Критически оценивая происходящее в России, многие иностранные рабочие разочаровались в коммунизме, отказались от продления контракта и уехали на родину. Оставшиеся в основном были репрессированы в конце 1930-х гг.

C. Тяжельникова (ИРИ РАН) в докладе «Дихотомия "мы" - "они" как элемент картины мира коммунистов и ее эволюция в пространственном контексте» говорила о начавшейся в 1930-е гг. трансформации представлений о революционном пространстве: оно стало восприниматься не как мировое, а как локальное (в границах СССР), а также о причинах роста изоляционистских тенденций. Дихотомия "мы" - "они" была проиллюстрирована автором на примере внутрипартийной борьбы большевиков с троцкистами и меньшевиками, которая в послевоенные годы плавно перешла в борьбу с космополитизмом и диссидентством.

В докладе В.А. Невежина (ИРИ РАН) «Финляндия в советской пропаганде 1940- 1941 гг.: фактор "Зимней войны"» прослеживаются тенденции, проявившиеся в деятельности политико-пропагандистского аппарата большевистской партии после подписания мирного договора с Финляндией 13 марта 1940 г. Используя уже опубликованные и ранее неизвестные архивные материалы, автор рассматривает итоги совещаний апреля-июня 1940 г. (высшего командного и политического состава РККА, где присутствовал Сталин; армейских идеологических работников; писателей и журналистов, освещавших военную тематику), в ходе которых анализировались недостатки пропаганды, допущенные в ходе "Зимней войны". Докладчик сделал вывод, что несмотря на все попытки избавления от "шапкозакидательских" настроений в пропаганде, проявившихся в ходе войны против Финляндии, к 22 июня 1941 г. преодолеть их до конца так и не удалось. Это, в свою очередь, негативно сказалось в начальный период вооруженного противоборства Красной армии и вермахта.

А.B. Голубев (ИРИ РАН) в докладе "Строительство дома цензуры: к вопросу о закрытости советского общества 30-х гг." на основе как опубликованных, так и впервые вводимых в научный оборот архивных материалов была рассмотрена ориентация на "закрытость" советского общества, набиравшая силу в 1920-1930-хх гг. Она проявлялась в самых различных формах: в ограничениях на выезд за границу, а отчасти и на въезд в СССР, в ужесточении и расширении цензуры, которую академик В.И. Вернадский назвал "дикой и бессмысленной", в контроле над иностранной колонией в СССР и стремлении изолировать ее от советского общества и т.п. Главный вывод автора, поддержанный и другими участниками заседания, состоял в том, что государство было заинтересовано в сохранении достаточно разветвленных связей с внешним миром в различных областях - дипломатической, экономической, культурной, но стремилось свести к минимуму независимые от него контакты советского общества с иными социумами.

Завершил перечень проблем, вынесенных на обсуждение "круглого стола", доклад Л.У. Звонаревой (ИПСП РАО). Она посвятила свое выступление теме "Россия и Запад в восприятии писателя Ю. Дружникова", остановившись прежде всего на анализе западнических взглядов русского писателя-эмигранта, видевшего свою миссию в том, чтобы нести свободное слово и противостоять тоталитарному прошлому. Были подробно рассмотрены такие аспекты проблемы как недооценка Ю. Дружниковым христианского элемента русской культуры, возрождение мифа об освободительной роли Запада и западной демократии.

Подводя итоги работы, A.B. Голубев обратил внимание собравшихся на заметно расширившийся состав участников "круглого стола", очередное заседание которого состоится в феврале 2001 г., и на растущее внимание к его проблематике в различных научных центрах ближнего и дальнего зарубежья.

Е.И. Малето, кандидат исторических наук

Е.С. Сенявская, доктор исторических наук (Институт российской истории РАН)