Шамин С.М. Россия и мир: проблемы взаимовосприятия в XVI-XX вв. Заседание "круглого стола" // Российская история. 2001. №6. С. 192-196


РОССИЯ И МИР: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОВОСПРИЯТИЯ В XVI-XX ВЕКАХ Заседание " круглого стола"

Проблема взаимовосприятия и взаимодействия различных культур является относительно новой для отечественной историографии. Она особенно актуальна сейчас, когда складывается новая система взаимоотношений России со странами ближнего и дальнего зарубежья. Анализ опыта отношений русского государства с внешним миром дает уникальный материал для решения этих задач.

Работа над данной тематикой в Институте российской истории РАН началась в связи с инициативой Центра по изучению отечественной культуры в 1992 г. Была создана Группа по изучению международных культурных связей России, которая стала объединяющим центром для неформального коллектива историков, культурологов, представителей других специально­стей из многих московских и региональных научных организаций. В 1994 г. был проведен первый "круглый стол" "Россия и Европа в XIX-XX вв.: проблемы восприятия иной культуры".

По предложению участников этого заседания решено проводить "круглые столы" ежегодно. В дальнейшем был расширен как круг обсуждаемых тем, так и их хронологические рамки1. На основе материалов "круглых "столов" вышло три издания: "Россия и Европа в XIX-XX вв.: проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур" (М., 1996), "Россия и внешний мир: диалог культур" (М., 1997), "Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия" (М., 2000), а также коллективная монография "Россия и Запад: Формирование внешнеполи­тических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX в." (М., 1998), получившие высокую оценку научной общественности2.

8 февраля 2001 г. состоялось 8-е заседание "круглого стола". Его открыл заведующий Центром по изучению отечественной культуры ИРИ РАН А.В. Голубев. Доклады выступавших затрагивали три взаимосвязанные проблемы: восприятие России иностранцами, восприятие русскими других народов и взаимодействие разных культур. Хронологические рамки выступлений охватили период со времени начала интеграции русского государства в европейскую политическую систему и включения в его состав первых инонациональных государственных образований до современности.

С первым сообщением выступил С.Г. Яковенко (ИРИ РАН), который затронул проблему восприятия России XVI в. католическим Римом. Автор отметил, что интерес папства к России возник в ходе создания антитурецкой лиги. В течение XVI в. благодаря усилиям по ее организации представления папского двора о русском государстве существенно изменились. Записки Альберта Компенского (1520-е гг.) демонстрируют фантастичность образа предпола­гаемого союзника, тогда как составленная в конце столетия работа Антонио Поссевино оценивает состояние России и возможность ее сближения с Римом гораздо более реалистично.

Тему восприятия России иностранцами продолжила С.К. Мирославская (Институт мировой литературы РАН), показавшая, что зафиксированные в "записках" и мемуарах иностранцев XVI—XVII вв. отрицательные стереотипы Руси и русских если не развенчивались, то по крайней мере сглаживались в иностранных учебниках русского языка этого периода, составленных самими иностранцами (Т. Шрове, Ж. Совож, Р. Джемс, Г. Невенбург и др.). Разрушению стереотипов служили двуязычные диалоги на деловые и бытовые темы, говоря­щие об общности интересов образованных европейцев и русских, а также псалмы Давида, которые приводились в качестве учебных текстов и показывали высшее единство русских и европейцев в христианстве. Иностранные учебники русского языка служили сближению Руси и Запада на человеческом уровне.

В сообщении JI.H. Пушкарева (ИРИ РАН) "Симеон Полоцкий и западная культура его времени" рассмотрена роль поэта в приобщении русского общества к достижениям мировой культуры. Симеон Полоцкий охарактеризован как первый русский "западник", много сделав­ший для развития русской поэзии и драматургии, содействовавший расширению культурных связей России с западными странами.

В выступлении А.П. Богданова (ИРИ РАН) шла речь о другом деятеле русской культуры конца XVII в. - А.И. Лызлове, раскрывшем в своей "Скифской истории" струк­турообразующие признаки многовекового конфликта между "скифами" и земледельцами на Юго-Востоке и Юге Европы. Лызлов указывал, что этот конфликт выходит за рамки полити­ческих союзов, этносов и конфессий. Его "Скифская история" начиналась с античных времен и охватывала Великое переселение народов, создание и падение Монгольской империи, Золотой Орды, Казанского, Астраханского ханств, распространение ислама и образование Османской империи. Главной тенденцией в развитии "Великой скифии", по мнению Лызлова, был переход населявших ее племен от кочевой жизни и агрессивной политики к земледелию и относительно мирному сосуществованию с соседями, что обусловливалось как внутренними факторами, так и военно-политическим воздействием оседлых народов. Анализ современного состояния кон­фликта позволял ему говорить о возможности его завершения "во дни наши".

В докладе С.М. Ш а м и н а (ИРИ РАН) на основе географической терминологии и поле­вых помет «курантов» 1676-1681 гг. определен средний уровень географических знаний членов Боярской Думы. По мнению автора, данные источников свидетельствуют, что лучше всего была известна география Польши и Прибалтики. Не требовали комментариев названия Константинополь, Рим. Венеция, Вена, Стокгольм. Названия столиц Дании, Голландии, Франции, Англии объяснялись редко, скорее в силу традиции. География Испании, Португалии и Греции была практически не известна.

О.Г. Агеева (ИРИ РАН) выступила с докладом "Интерес к организации и церемониалу европейских дворов в России начала XVIII в." В это время, полагает она, выделяются 3 этапа развития интереса русского правительства к организации европейских дворов. В 1700-е гг. информация, поставляемая дипломатами по этой теме, еще близка к традиционным статейным спискам. В 1710-е ведется сбор документов для работы над "Табелью о рангах", а в 1720-е через дипломатические каналы специально запрашиваются документы, касающиеся организации европейских дворов, в первую очередь - прусского и австрийского.

Тему стереотипов России в сознании европейцев продолжил докладом «Стереотипы "русской угрозы" в европейской общественной мысли XVIII в. и Завещание Петра Великого» С.А. М е з и н (Саратовский государственный университет). Он рассмотрел генезис и развитие идеи "русской угрозы" в контексте политической и интеллектуальной жизни Европы века Просвещения. Выступавший отметил, что к концу XVII в. московиты были прочно вписаны в ряд кочевых народов и сопоставлялись с турками как враги христианства. В полной мере стереотип "русской угрозы" сложился в начале XVIII в. в рамках памфлетной войны , сопро­вождавшей столкновение России и Швеции. Он активно поддерживался французской дипло­матией Людовика XV. Сочувствовавшие России французские просветители, не отрицая "русской опасности”, указывали на объективные препятствия экспансии России в Европе. В наиболее полном виде все страхи европейцев нашли выражение в "Завещании" Петра Великого.

На вопросы о том, репрезентативен ли показанный в докладе образ восприятия России и не начал ли страх перед "русской опасностью" формироваться еще в период подчинения Москве Новгорода и Пскова, С.А. Мезин ответил, что бытование стереотипа было очень широким, но утвердился он лишь в XVIII в., поскольку раньше представления европейцев о России были достаточно размытыми.

О.Б. Полякова (ЦИБМ) подняла вопрос о восприятии во Франции русской культуры в XVIII - первой половине XIX в. В это время растущее значение России побуждало французов проявлять большой интерес к проблеме ее европеизации. Руссо считал, что русская культура несамостоятельна, но Вольтер и Дидро настаивали на ее самобытности. Интерес к культуре России особенно усилился во Франции в 1820-1840-е гг. благодаря творчеству А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, М.И. Глинки. Это позволяет говорить не только о конфрон­тации, но и о взаимном притяжении русской и французской культур.

В сообщении В.И. Шеремета (Институт востоковедения РАН) поставлена проблема восприятия идеи Запада в русском и турецком обществах XIV - начала XX в. В частности он отметил, что "Запад" как понятие политическое сформировалось в Турции после 1453-1475 гг., намного позже, чем географическое. Россия не входила в число государств, определяемых этим понятием. Она рассматривалась как часть распавшегося ордынского конгломерата. Только к середине XIX в. в турецком обществе понятия "Запад" и "Россия" стали сближаться, хотя их размежевание существовало до начала XX в. В России до конца XVII в. взаимовлияние Запада и Турции рассматривалось лишь с точки зрения военной конфронтации. Образ "Запада" как силы, целиком подавившей османов, устойчиво сложился в России в процессе постановки так называемого Восточного вопроса.

О.Е. Фролова (Институт русского языка РАН) в докладе «Использование иностранных языков в "Евгении Онегине"» указала, что в тексте романа можно выделить 3 текстовых позиции иноязычного слова - эпиграф, примечания Пушкина и сам текст. В романе 6 эпигра­фов на иностранных языках: 3 на французском, 1 на итальянском, 1 на латыни и 1 на англий­ском. На французском Пушкин говорит о чувствах и натуре человека, на латыни и по-итальян­ски - о жизни и смерти, о взаимоотношении человека и природы, английский язык связан с романтизмом. Употребление в тексте иноязычных слов часто диктуется заимствованием реалий. Наиболее интересны в "Евгении Онегине" понятия "far niente", "comme il faut", "vulgar", по-разному вошедшие в русский язык. Наибольшее распространение в современном русском языке получило слово vulgar.

Е.В. Жбанкова (МГУ) сосредоточила свое внимание на культуре бальных танцев середины XIX в., которые в этот период стали неотъемлемой частью повседневной жизни разных социальных слоев общества, общепринятой формой досуга. Умение хорошо танцевать считалось обязательным. Для приобретения необходимых хореографических навыков сущест­вовала целая система обучения как классическим салонным танцам, так и европейским новинкам, которая в течение XIX в. претерпела ряд существенных изменений.

Острую дискуссию вызвал доклад Е.А. Комаровского (журнал "Гербовед"), сопо­ставившего традиции западной и русской церковной геральдики. Автор отметил, что в римско-католической, англиканской, лютеранской и других западных церквах существуют устоявшиеся системы геральдики, и подробно проанализировал их структуру, особенности и место в быту и культуре Запада. Основное внимание докладчика было обращено на развитие церковной геральдики в России. Отмечена слабость этой традиции, ограничившейся практически только попытками патриарха Никона создать основы русских церковных гербов. В наше время начал­ся стихийный процесс создания церковных гербов. В целях его упорядочения автором была подготовлена концепция современной российской церковной геральдики, одобренная патриар­хом Алексием II.

Проблему участия иностранных подданных в жизни г. Орла в XIX - начале XX в. раскрыл А.Б. Саран (Орловский государственный аграрный университет). В Орле конца XIX в., отметил он, постоянно проживало 663 иностранных подданных, не считая тех, кто принял российское гражданство. Конкретные обстоятельства жизни и профессиональной деятельности французов, немцев, греков, чехов, турков индивидуализировали образы их стран, вытесняли сложившиеся стереотипы восприятия.

Особенности личного восприятия России приезжим иностранцем были рассмотрены Е.П. Серапионовой (Институт славяноведения РАН) на примере результатов поездки в Россию лондонского епископа. Автор считает, что впечатления иностранцев о России крайне субъективны и относиться к ним как к историческому источнику следует осторожно, учитывая особенности отношений их страны с Россией, время пребывания в стране, личность наблю­дателя, время и форму изложения впечатлений. Побывавший в 1907 г. в России лондонский епископ осмотрел страну весьма бегло. Он вспоминал о приеме у Николая II и Александры Федоровны, обер-прокурора Синода, поездке в Москву и Троице-Сергиеву лавру, о встрече с англичанами, живущими в России. Свои впечатления он изложил в лекции-докладе, произне­сенном в женском клубе "Dyceum Club".

Исследование на тему Представления о Японии в России накануне Русско-японской войны" предложила вниманию собравшихся JI.B. Жукова (МГУ). Автором был проведен анализ материалов периодической печати, пропагандистской литературы, публицистических, художе­ственных и научных сочинений о Японии. В выступлении затронуты следующие аспекты темы: этапы складывания образа Японии в России, его составляющие и механизмы формирования.

Исследование факторов, повлиявших на мировоззренческие модели военных элит России и Запада накануне Первой мировой войны, предпринял в своем докладе Е.Ю. Сергеев (Институт всеобщей истории РАН). К важнейшим структурным компонентам мировосприятия военной элиты России и Запада он относит имперскую державность, консервативную аполи­тичность, метафизичность и иерархичность, конфликтность и алармизм, профессиональную корпоративную этику. В то же время, наблюдается нарастание черт прагматизма, нацио­нальной толерантности и веротерпимости, связанных с формированием гражданского общества в западноевропейских государствах накануне Первой мировой войны. Проявление этих черт усиливается с Востока на Запад (т.е. от Германии до Великобритании и США).

А.Б. Асташев (Российский государственный гуманитарный университет) сделал сооб­щение о русской военно-политической пропаганде в период Первой мировой войны. Одной из основных ее задач стало привлечение на сторону России славянских народов. Русская поли­тическая пропаганда не была организована, распылялась между различными ведомствами, иногда велась в отношении нейтральных стран и в целом не была эффективной. Военная пропаганда велась с позиции неославизма и панславизма, отличалась массированностью, но была уязвима для пропаганды противников. Ее эффективность также была недостаточной. Более действенной оказалась социальная антинемецкая пропаганда.

Особый интерес слушавших вызвала тема связи военной пропаганды и славянского движения. Автор отметил, что эта связь была очень сильной, более того, славяне-русофилы подвигли русское командование на многие ошибочные действия.

А.В. Голубев (ИРИ РАН) в докладе «"Если весь мир обрушится на нашу Республику": "военные тревоги" 1925 г.» остановился на некоторых особенностях массового сознания 1920-х гг. Значительная часть населения постоянно ожидала войны и гибели в результате ее Советской власти, причем одни ждали этого с надеждой, другие - со страхом. Даже в отно­сительно спокойном 1925 г. слухи о неминуемой или уже начавшейся войне фиксировались в половине губерний. Среди потенциальных противников назывались все великие державы (Америка, Великобритания, Франция, Италия, реже Германия), страны, граничащие с СССР (Польша, Румыния, Болгария, Турция, Китай, Эстония, Литва) и другие. Поводами для появления таких слухов могли служить инциденты на советско-польской границе, обострение гражданской войны в Китае, взрыв бомбы в Софийском соборе и т.д. В конце докладчик остановился на некоторых сценариях будущей войны, возникавших в массовом сознании.

Тема военной пропаганды была продолжена Н.Ю. Кулешовой (Московский госу­дарственный университет прикладной биотехнологии). Докладчица указала, что в середине 1930-х гг. существовало две тенденции в освещении иностранных армий. Первая из них выражалась в выступлениях видных военачальников, материалах периодических изданий и основывалась на тщательном учете технической оснащенности зарубежных армий, развитии в них военно-теоретических идей, морально-политического состояния. Вторая тенденция, глав­ными выразителями которой были И.В. Сталин и его ближайшее окружение, формировала представления о силе противника на основе классового фактора, использования политических лозунгов и идеологических штампов. Эта тенденция господствовала в конце 1930-х гг., что негативно сказалось на военной подготовке Красной армии.

В докладе А.С. Сенявского (ИРИ РАН) освещен комплекс проблем, связанных с социально-психологическим конфликтом, вызванным противоречием между этническим самосознанием поляков и унифицирующим, интернациональным подходом при комплек­товании Красной армии в 1944 г. (в период вступления на земли Западной Украины и Бело­руссии). Рассмотрены акции протеста поляков против действий советского командования "на местах", игнорировавшего их желание служить в польской армии и записывавшего в крас­ноармейских книжках, что они являются белорусами. Отмечено, что любой личный выбор поляков в той ситуации - и отказ служить в Красной армии, и согласие - был драматичен для них.

Тема русско-польских отношений была продолжена докладом Е.С. Сенявской (ИРИ РАН), показавшей, как развивались взаимоотношения между войсками Красной армии и польским гражданским населением в ходе освобождения Польши от немецких оккупантов. Противоречивость этих отношений объясняется сложностью политической ситуации внутри самой страны, где существовало два антифашистских сопротивления разной политической ориентации (Армия крайова и Гвардия людова), по-разному относившихся к СССР и советским войскам. Взаимовосприятие представителей двух народов обусловливалось также политическими и идеологическими фильтрами, через которые обе стороны смотрели друг на друга. При этом взаимодействие Красной армии и местного населения происходило в двух областях - официально-функциональной и личностно-бытовой. Существующие стереотипы при непосред­ственных контактах носителей двух культур существенно корректировались.

И.Ю. Дробязго (школа № 96, Москва) проанализировал особенности освещения проблемы кризисов в учебнике по истории России XX в. В.П. Островского и Е.И. Уткина.

Л.У. Звонарева (ИПСР РАО) познакомила участников "круглого стола1' с особен­ностями восприятия русского XVIII в. советскими эмигрантами третьей волны. Художник М. Шемякин и поэт М. Юпп - ленинградские диссиденты, более 10 лет живущие в США, начинают рассматривать XVIII столетие как ключевое для России время, изменившее всю русскую историю. Центральным образом их творчества в это время становится император Петр I. Возвращаясь к традициям петровской Руси и Серебряного века, Шемякин и Юпп утвер­ждают необходимость постоянного творческого диалога с Европой, а также нового стреми­тельного усвоения европейских традиций, продемонстрированного в свое время Петром 1. Этот царь является для них образцом российского просветителя-западника, а Санкт-Петербург - убедительной моделью первого европейского города в России. Художники считают неизбеж­ным возвращение в масштабах всей страны к предложенной Петром европейской модели госу­дарства.

В докладе А.В. Шубина (ИВИ РАН) затронуты методологические аспекты сравни­тельного анализа макроисторических процессов, связанных с межцивилизационными взаимо­действиями. Автор остановился на "резонансе" различных культур с той иной стадией (фазой) социального развития. Это явление позволяет установить связь между стадиальным и цивили­зационным подходами к изучению истории, систематизируя культурно-исторические (цивилиза­ционные или этнические) комплексы в зависимости от прохождения соответствующими странами фаз традиционного и индустриального обществ - гармоничного и продуктивного в случае "резонанса” или деструктивного и депрессивного в случае "контррезонанса".

В целом, по мнению участников заседания, работа "круглого стола" показала плодотвор­ность интеграции специалистов по культурологии, литературоведению, отечественной и все­общей истории из различных городов России. Было принято единодушное решение продолжить его работу в 2002 г.

С.М. Шамин

(Институт российской истории РАН)

Примечания

1Отчеты о предыдущих заседаниях "круглых столов" см.: Отечественная история. 1995. № 3; 1998. № 3; 1999. № 1,6.

Рецензии см.: Отечественная история. 1998. № 5; 1999. № 6; 2000. № 2.