Филиппова Т.А. "Враг с Запада" - "враг с Востока". Образы и мифологемы в контексте Первой мировой войны (по материалам русской сатирической журналистики 1913 - 1918 годов)


1.  Цель автора - выявление образов и риторик вражды в русской сатирической журналистике в адрес противников России эпохи Великой войны. «Враг с Запада» и «Враг с Востока» - два стереотипа «чуждости», две мифологемы вражды, порождённой исторической памятью народа и характером имперской политики, – являются в докладе главными объектами деконструкции конкретных прецедентов фобий военного времени. В ходе решения этой базовой проблемы делается попытка выявить уровень мобилизационного потенциала образа того или иного конкретного противника Российской империи эпохи Первой мировой войны.

2.  Ценность источниковой базы работы - русских сатирических журналов военного времени - состоит в том, что как атрибут повседневности  они были рассчитаны, главным образом, на городского обывателя, в определенной мере формируя общественные настроения. Комплексный анализ визуальных и нарративных материалов (карикатуры, фельетоны, сатирические стихи, анекдоты) проведён на основе публикаций в ведущих сатирических изданиях того времени («Сатирикон», «Новый Сатирикон», «Шут», «Будильник», «Стрекоза», «Осколки», «Забияка», «Бич», «Пулемёт» и др.).

 

3.  Исследование позволило выявить интерпретационные традиции в трактовке образов врага во всём разнообразии его национальных, политических, культурных и конфессиональных идентичностей. «Германец», «турок», «австриец», «болгарин» - как сатирические воплощения конкретного противника - исполняют разные символические роли в «репертуаре» журнальной критики. Сам факт этих различий демонстрирует специфику профессиональной «оптики» сатирической журналистики, совмещавшей в условиях военного времени и функцию зеркала общественных настроений, и роль зазеркалья политической «кухни», производившей соответствующие образы и риторики вражды.

 4.  В работе делается попытка выявить, насколько существенным оказывалось влияние историко-культурных стереотипов на создание образов врага и на семантизацию фобий военного времени. (Иными словами эту задачу можно сформулировать как вопрос: кого и за что именно не любили, критиковали, осмеивали журналисты-сатирики?). С этим подходом связана и новизна авторского замысла, состоящая в постановке вопроса о том, могла ли исключительно Первая мировая война спровоцировать мощнейшую и разнообразнейшую риторику вражды в адрес "врагов с Запада" и "врагов с Востока".

 5. Прослеживается также историческая специфика использования стихии смеха в ходе «производства» образов и риторик вражды в русской журнальной сатире в военное время – в том числе и в тот момент, когда события 1917 года и тема «германского следа» в русской революции внесли свои принципиальные коррективы в трактовку образов «внешнего» и «внутреннего» врага.

6.  Изучение историко-культурных прецедентов медийного конструирования образов внешнего врага в 1913 – 1918 годах, а также драматического опыта их преодоления русской сатирой к концу войны предоставляет важный исследовательский и культурный материал. Он помогает проследить деконструкцию языка вражды; способствует наглядной демифологизации ксенофобии как производного от внутренних кризисов в эпоху войн и революций; порождает способность к понимающей критике и культурной саморефлексии.