• Главная
• О семинаре
  • История Семинара
  • Оргкомитет
  • Правила пользования сайтом
  • Модераторы
  • Часто задаваемые вопросы
• Мероприятия
  • Текущее
  • Архив
• Библиотека
  • Издания семинара
  • Отчеты о мероприятиях семинара
• Участники
  • Вход
  • Список участников семинара
  • Регистрация
  • Дополнить \ Редактировать
• Ссылки

Жукова Л.В. Боксерское восстание в Китае глазами православного священника

«Я как-то сознавал всю бездну, которая теперь отделяет меня от наших христиан-китайцев и от этих мальчиков учеников, с которыми я, … казалось, так сроднился»

Иеромонах Авраамий

Заметные беспорядки в Маньчжурии начались весной 1900 года. «27 марта близ станции Шелепу обнаружилась ненависть китайских солдат к нашим казакам и строителям дороги, следствием чего было убийство шт.-кап. Охраны Янткевича и двух казаков»[1]. Казаки, в свою очередь, изрубили 12 китайских солдат.

Тревожные слухи о разорении многих инославных миссий стали доходить до Пекина уже на Пасху. В Посольстве говорили что «глава французских миссий, епископ Пьер Фавье снабжает оружием свои миссии и приказывает укрепляться для защиты от нападений боксеров»[2].

Приготовления Фавье были совершенно не напрасны. «Антихристианские выступления во второй половине XIX века были одним из самых распространенных видов социального протеста. Всего в 1840–1900 годах в Китае произошло не менее 400 «религиозных конфликтов», в основном антихристианских выступлений»[3]. Французские миссионеры оказались жертвами нападения 12 июля 1870 г., причем убито было 20 европейцев[4].

Хотя в тот раз погрома русской миссии не случилось, повод для волнения имелся. В середине 90-х годов нападения на миссии и храмы становятся достаточно частым явлением – в 1895 г. в Сычуани, в 1896 г. – в Шаньдуне и Цзянсу, в 1897 г. – в Тяньцзине, в конце 1898 г. – снова в Шаньдуне.

Весной 1900 г. ихэтуани появились в Пекине. Вначале они вели себя относительно спокойно, хотя и демонстрировали постоянно свои военные «учения».

Весь город жил в напряжении и под впечатлением ужасающих слухов. «Говорят, что в Тун-чжоу сожжены чайные склады русского купца Батуева, а также один из христианских храмов. Наша бедная няня, католичка, ходит как опущенная в воду, ежеминутно трепеща за жизнь своей родни, проживающей в деревне, верстах в 50-ти от Пекина, в окрестностях которой ихэтуаньцы уже начали свою адскую работу»[5].

Конечно, слухи тревожили и миссионеров. «Говорилось о разорении нескольких китайских деревень в окрестностях Пекина, истреблении христиан-китайцев, сожжении церквей, причем неко­торые христиане (это были лютеране) пожелали быть сожженными в церквах своих, а не в домах»[6].

Между тем, Духовная Миссия ни одного шага не сделала для собственной обороны. После визита в миссию посланника М.Н.Гирса, пообещавшего защиту миссии, представлялось, что «миссия имеет сильное покровительство»[7].

Такое настроение, было вообще в духе русской колонии, которая довольно легкомысленно считала, что гнев «боксеров» на русских «друзей» никак не может быть направлен[8].

Члены православной миссии полагали, что уж если кто и мог вызвать гнев боксеров – то это католики, либо сами крещеные китайцы. «Говорили так, что причиной его (восстания – Л.Ж.) послужили притеснения китайцев-язычников китайцами-христианами, которые под покровительством своих миссионеров вероломно захватывали, будто бы, земли соседей и сильно утеснили их на полях. […] что китайцы христиане сами слишком злоупотребляли своими связями с европейцами, запугивали ими свои сельские суды и отнимали земли у соседей»[9].

Допускалась мысль о том, что восстание не имеет на самом деле отношения ни к миссионерам, ни к иностранцам, а спровоцировано «партией консерваторов, обскурантов, приверженцев китайской старины»[10]. Религиозная составляющая восстания объяснялась тем, что китайские чиновники – «воры и тунеядцы, не имеют влияния на народ». Поэтому во главе восстания оказываются «колдуны» и «жрецы всех языческих религий Китая».

Наконец, причиной восстания, казалось, было слишком засушливое лето, которое грозило неурожаем и голодом. «Вот тут-то и пущен был слух, что небо карает китайцев за то, что они допустили жить европейцев в своей империи, и что только кровью сих последних откроется небо и оросится земля для плодородия. Стали собираться патриоты и привлекать к себе людей, которым в деревне неминуемо угрожала голодная смерть»[11].

Общество боксеров воспринимается именно как патриотическое. Вообще, описание боксеров о. Авраамием (Часовниковым) лишено того пренебрежения, которое обычно свойственно русским очевидцам событий[12].

Он отмечает, что само слово «боксеры» - европейского происхождения и обозначает, что «всепринадлежащие к этому обществу занимаются телесными упражнениями»[13], а самоназвание их «ихуо-туан» значит «рыцари большого (длинного) меча». Хотя автор и путает значение слов «ихэтуани» и «дадао», он, безусловно, хорошо осведомлен именно о той интерпретации названия общества, которую давали китайцы. Философия общества в изложении о. Авраамия – «защищать угнетенных, наблюдать справедливость при раскладке земских повинностей и распределении земельных участков».

Справедливое и мирное по сути, состоящее в основном из сельских старост, общество стало проявлять агрессию по отношению к европейцам «вдруг» и под влиянием князей (Дуна, Ламфусьяна, Нишичена), и губернатора Чжилийской провинции.

Среди восставших – много женщин и детей от 13 лет. Причиной вступления в ихэтуани, по мнению о. Авраамия, по большей части были страх быть убитыми и голод – боксеры кормили своих соратников и даже давали около 3 копеек при посвящении[14].

Говоря о повстанцах, о. Авраамий не отказывает им в некоторойрыцарственности, отмечая, что, прежде чем напасть, они предупреждают письменно о своем приближении, чтобы дать возможность убежать жителям.

Однако когда приходится объяснять религиозную составляющую восстания, тон о. Авраамия меняется. «вражья сила, видимо, помогает им наприм. в деле отыскания христиан; […]главный ата­ман шайки безошибочно отличает китайцев-христиан от язычников по белому кресту, который он один видит на лбах христиан. На самом же деле они придираются к каждому китайцу, понуждают его приносить жертву и кланяться идолу и смотрят, - как истово он будет все это проделывать»[15].

15 мая боксеры разрушили русскую часть железной дороги в районе Фынтай. 17 мая было решение принято об отправке десанта в Пекин.

«Необходимость столкновения сделалась очевидной для всех»[16]. Также стала очевидна и необходимость защиты миссии. Начальник миссии, между тем, отсутствовал – он был в Пейтахо.

В отсутствие о. Иннокентия (Фигуровского) члены миссии оказались предоставлены сами себе. «Осмотр стен и ворот миссии показал, что они существовали лишь для мирного времени и не представляли никакого препятствия при серьезном нападении; при том соседство городской стены, превосходящей высотою все миссийские постройки, давало решительный пере­весь благоприятных условий для нападающих и, словом, делало невозможной какую-нибудь оборону»[17].

Вместо того чтобы как-то приготовиться к обороне, члены миссии ждали помощи извне – от посланника, обещанных для охраны миссии матросов, даже китайцев-христиан. Но эти, последние, «сохраняли кажущееся спокойствие и поддерживали друг в друге «храбрость»»[18]. Интересно, что в отношении этих насмерть перепуганных китайцев о. Авраамий в начале событий испытывает определенное неудобство. В голове его «носилось смутное представление о долге защиты», однако явно не знал, что делать, в частности, потому, что в отсутствие о. Архимандрита в миссии было не принято принимать какие-либо решения.

Наконец, перед праздником Вознесения о. Иннокентий вернулся в Пекин. В отношении полученных известий он повел себя прелюбопытнейшим образом. Отказавшись принимать обещанную охрану (да ее, кстати, и не предоставили), он высказался в том смысле, «чтодуховные лица, как обладающиедуховным оружием, не должны прибегать к какому-либо дру­гому, и что при защите все равно убивать людей нельзя служи­телю алтаря»[19].

Таким образом, о. Иннокентий лишил своих сослуживцев любой возможности активной самообороны, а сам засобирался в Дуньдинань. Туда уже пришли ихэтуани и начали вербовать жителей в свои ряды. Все были в страхе, но когда архимандрит стал «вызывать добровольцев» даже испуганные китайцы готовы были немедленно последовать за ним.

Вопреки тревожным ожиданиям, «в следующее за Вознесением воскресенье отслужена о. Архимандритом с певчими литургия в Дуньдинаньской церкви, затем посещены дома христианам; семья, передавшаяся из страха на сторону ихотуанцев, оказалась в бегах. Словом все обошлось благополучно; на другой день о. Архимандрит вернулся в Пекин»[20]не зная, что всего через четыре дня после его отъезда боксеры сожгут деревню и перебьют ее жителей, в том числе пятерых детей[21].

Интересно отношение к этому инциденту о. Авраамия. Он передает рассказ очевидца о том, что нападению предшествовала расклейка объявлений по окрестным деревням, где были христианские храмы и на стене подворья в Дунь-ди-нани. В день погромачаса в три дня собирались толпы у подворья, кричали, ругались, бросали каменьями через стену, «костюмированные и вооруженные копьями»[22]ихэтуани подошли к деревне в шесть часов. Сломав ворота, толпа ворвалась внутрь подворья, повалила колокольню, подожгла церковь, причем солому и камыш для поджога носили женщины и дети. Так какценных вещей в церкви не было, то погромщики ограничились тем, что выбилистекла, разбросали книги и подсвечники, а потом подожгли саму церковь. «Впоследствии было узнано, по слухам, что в де­ревне Дунь-ди-нан разграблено и сожжено от 4 до 6 домов христиан, убиты две женщины язычницы из христианских семей и один или два христианина; остальные пре­дались бегству. Из 12 учеников школы некоторые, ве­роятно из страха перед родителями, передались на сто­рону мятежников, но эти мальчики были язычники и учи­лись в школе всего месяца три не более»[23].

Несмотря на явное приуменьшение трагедии, известие о Дуньдинани произвело панику среди христиан. «Говорили, что за городом на стене какого-то кладбища, имеющего трое ворот, было наклеено объявление, назначающее сроки для сожжения различных миссий в Пекине, при чем нашему северному подворью духовной миссии назначен […] день 26-го мая вечером»[24].

Слухи о грядущих погромах миссий представлялись настолько серьезными, что в миссию снова приехал М.Н. Гирс, уговаривая о. Архимандрита перейти в южное, посольское подворье, где есть хоть какая-то охрана. Медлить было уже нельзя, потому что к воротам миссии часов с 4 дня стала собираться толпа.

Отец Авраамий получил «от отца архимандрита приказание собрать часть ризницы и все серебро для отправки в посоль­скую церковь, и занялся этим делом в церкви, думая остаться сам дома или приeхать на завтра служить литургию, так как была родительская суббота. […].

Отец архимандрит, кажется, собирался за несколько дней раньше и теперь больше пребывал в своем помещении, хотя он тоже взял немного вещей из своего имущества, мы же с отцом Диаконом, до последней минуты пробывши в церкви, могли из своих квартир вынести только попавшийся чемодан с бельем, да две три книги со стола, когда пред самым отъездом нам сказали, что мы не­пременно должны ехать все вместе в посольство»[25]. По сведениям В.В. Корсакова, о. Архимандрит привез с собой икону Св. Николая Чудотворца, некоторые священные сосуды и Евангелие, «остальные священные вещи были укрыты в землю под алтарем в церкви»[26].

Оставляя Северное подворье, члены миссии были уверяемы, что и церковь и квартиры будут охраняться китайским министерством иностранных дел, имущество миссии будет опечатано в присутствии двух китайских чиновников. Однако их не дождались.

Решив переехать в посольство, о. Архимандрит собрал свою паству и предложил им «искать спасения или в другой местности, или идти с ним в посольство. Многие приняли его совет, и ушли, оставив свои дома, другие остались жить по-прежнему, а с ним в русское посольство пришли только двое: один слуга китаец, а другой китаец, известный по имени Лука»[27].

Лука – потомок албазинцев, шестидесятилетний старик, был очень набожен. Трудно сказать, почему остальные китайцы-христиане не отправились в посольство, но, даже если бы они пришли, желанными гостями бы не стали – ни места, ни продовольствия на них заготовлено не было, да и само русское посольство, как оказалось впоследствии, надежной защитой не было.

Покинутые своими пастырями, они наблюдали, как поспешно укладывает немногочисленные пожитки в телегу о. Авраамий. «Садясь в телегу, я как-то сознавал всю бездну, которая теперь отделяет меня от наших христиан-китайцев и от этих мальчиков учеников, с которыми я за два года ученья, казалось, так сроднился. Но зачем они так испу­ганно смотрят на меня, разве наружность моя так растеряна или они опасаются за мою жизнь, за мою целость? Попробовал обратится к взрослому ученику с вопросом, ответ получился такой вялый, уклончивый. А, теперь я сознаю, что всякую связь со мной все вы, господа, считаете навсегда утраченной. Да может это была одна мечта, — может никакой связи и не было?.. Но прочь печальные мысли! Не дальше как завтра я приеду сюда, буду служить в этом самом храме, полном еще всякой утвари и священных облачений, с этими же певчими, которые так дичатся меня и пугливо озираются на толпу язычников-соседей...» - так выразил свое настроение о. Авраамий[28]. Но, увы, этим его надеждам не суждено было сбыться.

В дипломатическую миссию, таким образом, перебрались архимандрит Иннокентий (Фигуровский),иеромонахи Николай (Шастин) и Авраамий (Часовников), дьякон В.П. Скрижалин и студенты Духовной миссии Пискунов и Осипов и двое китайцев.

На следующий день попасть в миссию никому не удалось. Из всего имущества Миссии на протяжении нескольких дней в посольство были перенесены самовар, чайный прибор, час и кое-что из одежды. Православные китайцы пять дней приходили к посольству и докладывали, что Миссию охраняют сто китайских солдат[29], и что толпа народу хотя и есть, но небольшая.

В виду таких докладов о. Иннокентий уже засобирался, дождавшись десанта, взять человек 30 матросов и вернуться на Северное подворье. Были даже сделаны распоряжения относительно закупки риса и баранов «для продовольствия солдат».

Однако обстановка ухудшалась с каждой минутой. За городом были убиты два европейца-миссионера и сожжена домовая церковь на даче английского по­сланника.

31 мая повстанцы начали жечь храмы. Прежде всего, зажгли какую-то часовню в юго-восточной части северного города, затем толпа шла на север и жгла американские храмы-аудитории. К вечеру весь северный город был охвачен огнем. «Горели Си-тан, Дун-тан (восточный храм) или западный храм, православное кладбище (часовня), несколько миссионерских американских и епископальных церквей, пылали таможенные здания, дома христиан-китайцев. В числе этих костров не видно еще было православного Бей-гуаня»[30].

К зданию Миссии боксеры подошли часам к 9 вечера. «По рассказам очевидцев, […] так как ворота были затворены, то пришлось проломать стену, употребляя притом разрывные ракеты. Прежде подверглись разграблению квартиры наши, библиотека, школа и типография. Когда все это предано было огню; разбили двери ъ церкви и стали грабить ее; к 11 часам ночи зажгли и церковь. Боксеров было немного, но толпа собралась громадная, многие из южного города пришли, чтоб только захватить что-нибудь из миссийского скарба. Между тем часть толпы и соседи язычники расправлялись с женщинами христиан, живших вблизи миссии. При этом грабили, жгли и убивали. В пер­вую ночь было убито говорят 29 христиан, в том числе все старухи, жившие в богадельне, несколько женщин и главные представители, приближенные и влиятельные христиане. Телами их наполнили два миссийских колодца и завалили камнями. В последующие дни толпа продолжала рыться в развалинах, ища серебра, а боксеры искали по домам хри­стиан и стерегли ворота, чтоб не выпускать их из города. В воротах некоторые семейства были схвачены и побиты»[31].

Собор святых мучеников китайских (икона)

Православный китаец Сергий Чан, сын погибшего священника Митрофана, так описал события: «В девять часов утра из южного города принеслась весть, что боксеры скоро придут сюда. Я послал извещения об этом по домам христиан. Услышав это, многие христиане вернулись в свои дома, а другие, напротив, удалились из своих домов. Страх заставлял сплотиться. За мной последовало более тридцати человек... Вскоре мы увидели множество людей, двигавшихся к подворью с юга и державших в руках фонари и факелы. Перед приходом боксеров китайские солдаты-охранники ходили вокруг миссии, стреляли из ружей, а потом вместе с пришлым народом кинулись грабить подворье, после чего показался огонь и дым пожара... К двенадцати часам все стихло, и мы вернулись к своим домам близ подворья. Огонь на пожарище подымался еще высоко. Особенно высокий столб пламени стоял над храмом. Как будто зарево окружало весь храм... Мы до утра пробыли вместе все, и только когда стало светать – разбрелись каждый в свою сторону»[32].

5 июня,наконец, пошел первый за все лето дождь. Стрельбы и бесчинства в городе как будто стихли. К тому же было получено известие о приближающемся к Пекину десанте. Всех охватило «элегическое настроение, казалось освобождение близко. Члены Миссии уже начали подсчитывать вероятные убытки[33].

Однако мечты и надежды оказались напрасны. Наоборот, ситуация ухудшилась. Все перешли в английское посольство и, фактически оказались в осаде.

10 июня был окружен дом православного священника отца Митрофана (ЦзиЧун)[34], в котором пряталось около 70 христиан[35].

Большинство из них, в основном женщины, старики, дети, вместе со священником были убиты. В этот же день произошли погромы и убийства в домах других православных христиан.

Некоторые православные китайцы попыталась укрыться на территории Российской дипломатической миссии, но на пути к иностранному кварталу ихэтуани их ловили и убивали. Убийства православных китайцев продолжались до конца июня, всего в Пекине погибло их 222 человека. К концу лета из 450 православных китайцев в Пекине осталось всего 11 человек, так как оставшиеся в живых либо убежали из города, либо отреклись от христианства[36].

Относительно этих, последних, о. Архимандрит сразу же направил извещение в Св. Синод «с разделением их на три разряда по виновности вопросом, как с ними поступить, как принять их в церковь»[37].

Между тем, «сидение» в осаде продолжалось, и вскоре от сотрудников миссии потребовалась помощь.

24 июня о. Авраамию уже пришлось совершить панихиду по убитому студенту Хитрову[38]. Служил он также в импровизированном госпитале, трогательно ухаживая за ранеными.

29 июня в посольской церкви была отслужена литургия[39] по случаю Праздника св. Петра и Павла, 1 августа – праздновали «происхождение честных древ Креста Господня. Отслужив раннюю литургию «укрепились надеждою, стали спокойно ждать смерти или избавления»[40]. Пришло избавление.

После снятия осады о. Архимандрит и остальные члены миссии некоторое время продолжали оставаться в посольстве, но вскоре им «наскучило сидеть без дела за спиной у дипломатов»[41]. Они вернулись в северную часть города, «поближе к старому пепелищу». Из всего недвижимого имущества уцелели только церковь при дипломатической Миссии в Пекине — старейшее иностранное здание города; церковь с подворьем в Ханькоу; дом Миссии в Леулине. Но на самом деле «приткнуться» было негде.

Вначале хотели обосноваться в монгольской кумирне Юн-хо-гун. О. Иннокентий уже писал главе Российской Духовной Миссии в Корее архимандриту Хрисанфу: «Наша осада окончилась, все мы остались живы. Миссию свою я перевел в кумирню Юн-ха-гунь. Отпрежней осталась одна груда мусора. Все вещи и книги сгорели. Я очень рад, что успел по Вашей просьбе по одному экземпляру всех наших переводов переслать Вам. Теперь думаю снять с них копии и некоторые книги издать вновь. Поэтому покорнейше прошу выслать их мне вновь, обещаюсь скорее возвратить обратно»[42]. Вскоре оказалось, что это «японская часть города» и японцы собираются открыть в кумирне госпиталь.

Тогда устроились в старом императорском дворце, приспособив один из залов под церковь. Обстановка дворца была «простая», но о. Иннокентий не захотел пользоваться утварью из кладовых, начали заводить свою мебель, чистили дворы. Стали приходить китайцы-христиане. Им устраивали жить «во дворах», нашли учителя для школы, в которой вскоре уже было 5 учеников. Заведено было маленькое хозяйство – коровы, овцы, лошади.

К этому моменту Миссия оказалась в опасности, которой не ждали. «В июле 1901 г. архимандрит Иннокентий был вызван в Россию для решения вопроса о полном прекращении православной миссионерской деятельности в Китае»[43]. Поддержал о. Иннокентия митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский).

В Петербурге о. Иннокентий представил в Св. Синод 11 октября 1901 г. поименный список 222 православных китайцев, замученных и убитых ихэтуанями и «вместе с тем ходатайствовал о разрешении в память сих первых китайцев-мучеников за веру: 1) устро­ить на месте разоренной миссийской церкви в Пекине храм в честь Всех Святых Мучеников Православной Церкви, со склепом под алтарем, для погребения в нем костей избиенных православных китайцев, и 2) установить для право­славной общины в Китае праздновать 10 и 11 июня по сле­дующему чину: 10 июня соблюдать строгий пост, перенося его на ближайшую пятницу, если означенное число случит­ся в субботу или воскресенье, и совершать заупокойную литургию с панихидой по избиенным православным китай­цам, а 11 июня отправлять торжественно, по храмовой гла­ве, богослужение во имя Святых Мучеников Православной Церкви, с крестным ходом на месте избиения православ­ных китайцев или вокруг храма, с пением ирмосов «Вол­ною морскою», и, после обычного многолетствия, провозг­лашать вечную память всем честно пострадавшим за православную веру китайцам»[44]. Синод принял решение (указ от 22 апреля 1902 г. № 2874) установить 10 и 11 июня ежегодно днем празднования памяти мучеников и устроить в Пекине храм в честь Всех Святых Мучеников Православной Церкви со склепом для погребения в нем костей избиенных.

В результате суммы, отчисляемые на содержание миссии, были удвоены. «Осенью 1901 г. китайское правительство в качестве компенсации за ущерб, нанесенный восставшими, отвело Миссии земельный участок в 12,5 русских десятин с усадьбой Сы-Е-Фу — дворцом принца четвертой дайцинской династии — и несколько участков частных владений в Бэйгуане. Частные владения были выкуплены, а за дворец выдано было 5 000 лан серебра наследникам и сверх того 8 лан земли в Южном городе и 80 му пахотных земель в уезде Шун-и-сянь (принадлежали Миссии с 1733 г. по завещанию священника Лариона). Бывший дворец принца Сы-Е-Фу был обращен в храм во имя небесного покровителя Китая — Свт. Иннокентия Иркутского, в правой половине дворца устроены были покои Начальника Миссии. Бэйгуань обнесли каменной стеной.

Так же в 1901г. на пожертвования куплено и построено 36 домов с усадьбами вокруг Бэйгуаня, в Тянцзине выстроено в снятых в аренду полуразрушенных зданиях подворье Миссии с домовой церковью (туда, по Высочайшему повелению, переехала Миссия после взятия Пекина европейцами), восстановлено отделение Миссии в Бэйтайхэ»[45].

Храм во имя Всех святых мучеников на территории Российской духовной миссии в Китае был освящен в 1903 году.

10 июня в нем совершилось богослужение с перенесением останков мучеников. Накануне нескольких дней собирали, извлекали из земли и колодцев останки. В некоторых случаях оказалось, что опознать их было невозможно – они были растерзаны и расчленены. Однако четыре трупа сохранились настолько, что можно было узнать в них регента Инно­кентия и его домашних. К шести часам вечера все останки были снесены в склеп и положены на продолговатом столе.

По прибытии владыки Иннокентия[46] началось пение парастаса (заупокойной всенощной), попеременно на славянском и китайском языках.

После начался крестный ход. «Сотни христиан сопровождали шествие крестного хода[…]У входа в склеп, когда пели уже шестой ирмос канона, шествие остановилось; трезвон колоколов стих; в склеп вошел преосвященный владыка со служащими ему, торжественно прочел над телами погребаемых разрешительную молитву и, по ектении, могилы освящены святою водою. Затем, при пении ирмоса Не рыдай Мене Мати, тела мучеников опущены в мраморные могилы, место их временного упокоения[…]От склепа шествие двинулось по местам, где мучимы были христиане; там совершены литии […] Полиция китайская предупредительно старалась устранять все встречавшиеся препятствия в пути, движение на телегах приостановлено, улицы запружены народом, все стихло»[47].

Итак, новый Храм построен, тела погребены. «Всесильный Господь обратил для нас все эти ужасы в светлую радость, подобную радости воскресенья. Православная Церковь в Китае, омывшись кровью мучеников, ожила, возродилась к новой жизни»[48].

 

Приложение 1

Вот как описывает эти события иеромонах о. Исайя (Поликин): «Во время пребывания моего в Тяньцзине я слышал от русских и китайских купцов, что по случаю необычной засухи, погубившей всю весеннюю жатву, в народе ходят нелепые слухи, приписывающие засуху присутствию в городе французских сестер милосердия и построению римскими католиками великолепного храма. Генеральный консул сообщил мне, что несколько дней назад было даже нечто вроде манифестации против сестер милосердия. В один день, когда сестры милосердия с толпою воспитываемых ими детей прошли по улицам Тяньцзиня в католический храм на молитву, около храма собралась огромная толпа народа, шумевшего и кричавшего, что сестры милосердия выкалывают у детей глаза, вырезывают сердце, чтобы посредством их творить чары, вроде, например, засухи и пр. Некоторые из толпы желали войти в храм, но их не пустили. Толпа волновалась. Благоразумнейшие из китайцев просили католиков позволить им войти в храм посмотреть на богослужение и на детей, чтоб потом убедить грубую чернь в нелепости ее подозрений, но и тех не пустили. На этот раз толпа была разогнана китайской полицией. Но народ затаил злобу и ждал.

В ночь на 3 июня выпал обильный дождь, и все иностранцы, встревоженные вышеизложенным событием, успокоились. Но в народе распространился новый нелепый слух, что сестры милосердия крадут детей у богатых родителей, у одних выкалывают глаза и вырезают сердце, а других отдают за богатый выкуп. […] У сестер же милосердия в последнее время находилось на воспитании в приюте до 300 детей обоего пола. К тому же в приюте открылась холера, так что ежедневно умирало от 20 до 30 детей. Народ, видя, что ежедневно выносят из приюта такое множество гробов, естественно, верил означенным нелепым слухам и постепенно приходил в раздражение. 8 июня, в день моего выезда из Тяньцзиня в Пекин, я сам лично видел огромную толпу народа, собравшуюся около католического храма, но и на этот раз она была разогнана китайской полицией, так что, как оказалось впоследствии, французское консульство, расположенное водном здании с храмом, и сестры милосердия совершенно успокоились, полагая, что все волнения кончились.

Между тем, 9 июня, в понедельник, вспыхнуло известное уже в Европе по газетам восстание народа, и жертвой народной ярости сделались все члены французского консульства, сестры милосердия, два католических миссионера и трое русских. […] 
11 июня я возвратился в Пекин и здесь только узнал о тяньцзиньской катастрофе. Вечером этого же дня пришли ко мне двое христиан из Дундинъани и просили отпустить домой их детей – троих мальчиков, обучающихся в здешнем училище при миссии. Когда я спросил о причине такого их желания, крестьяне отвечали, что из Тяньцзиня донесся до них слух, будто бы европейцы режут детей, и что окрестные жители волнуются и говорят им, что и ваших детей зарежут, а может быть, и зарезали. Успокоив их, я отпустил с ними троих учеников, чтобы не подать язычникам повода к составлению ложных слухов […] 
14 июня пришел ко мне христианин из деревни Дундинъань и принес неутешительное письмо от всех тамошних христиан. В письме этом христиане писали, что они сильно встревожены распространяемыми в соседних деревнях угрозами разграбить и сжечь наш дундинъаньский храм. Угрозы эти распространяли убежавшие из Тяньцзиня виновники означенного избиения французов. Я немедленно написал христианам письмо, прося не беспокоиться, […] Наши христиане все спокойны, и все тревожные слухи не имели на них особенного влияния; но язычники, изъявлявшие желание принять св. крещение и посещавшие иногда подворья и храм, теперь перестали ходить к нам. Очевидно, тяньцзиньская катастрофа произвела на них неблагоприятное впечатление, так как было убито несколько римских христиан из китайцев»[49].

Приложение 2

Мы мыслили, приблизительно, так: если Пейтахо уцелело, то мы поскорее по­стараемся перебраться туда и там, под защитою наших броненосцев, хладнокровно составим смету, с переложением на доллары, всех наших будущих расходов по восстановлению утраченного миссией, а теперь, по инициативе г. посланника, мы в общих чертах должны наметить размеры наших убытков. Уже раньше нам сообщено, что за Дуньдинаньское подворье посольство считает долг за китайским правительством не более не менее как 50 тысяч рублей! Громкая фраза; но кто будет платить эти долги, и чем платит, да и кто их будет требовать? Однако мечты так сладки. Мы не продешевим своей Бэй-гуани (северного подворья) и сразу ставим за нее миллион рублей! да еще накинем четыреста тысяч. Иначе никак нельзя! Нужно припомнить сколько лет миссия существуете, сколько лет Св. Синод высылал на содержание ее по 18 тысяч руб. Наконец, если стать считать все сгоравшее, а главное, что будет стоить постройка всего этого вновь, то так оно и выйдет, наш счет верен. Затем относительно земли, где устраивать миссийское подворье. Если, как слышно, Пекин будет разрушен европейцами и столица Китая перейдет в другой город, то посольство перейдет туда же и таким образом земля под посольской усадьбой перей­дет опять в пользование миссии, как это было раньше до посланника Игнатьева 1860-х годов. Да, это место, как находящееся в более оживленной части Пекина, представляет для миссии наилучший центр; на северном же на­шем участке можно устроить что-то вроде скита или погоста, и бывать там только наездом. Впрочем, если бы нам приглянулось и другое местечко в стенах Пекина, то есть, в самом деле, законное основание получить его от китайского правительства в придачу к миллиону и четыремстам тысячам рублей. Хотя мы не имеем теперь точного сведения о наших христианах, но думаем, что и после погрома их еще останется довольно и все они пожелают перейти на жительство поближе к миссии, все равно они и до сих пор жили в нанятых квартирах. Выселять же их из Пекина, кажется, было бы несправедливо: наш долг жить для них, на их родине […]мы слышали и намеревались за все это получить с китайцев деньгами. А труды наших предше­ственников? Ведь кроме церкви, к которой мы так при­вязались, служа ежедневно, сгорела еще библиотека, состоя­щая из учебных китайских книг, на тибетском, манчжурском и китайском языках, святоотеческих сочинений и массы всевозможных словарей. Часть книг оставалась еще от погрома католических миссий, когда они искали защиты на нашем северном подворье. Часть астрономи­ческой библиотеки ученого академика Фритча, который жил более десяти лет в Пекине и оставил полный шкаф астрономических и метеорологических приборов. В типографии мы лишились небольшого станка печатного и на 2 тысячи рублей русского шрифта, до 30 тысяч китайских знаков резаных на дереве и деревянных досок с вырезанным на них текстом, богослужебных книг и китайских учебников, изданных преосв. Флавианом. В складе лишились всех миссийских изданий на китайском языке и оставшихся 300 экземпляров словаря от. Исаий. В кабинете от.архимандрита ценные кресты и медали, жа­лованные миссии в разное время русскими государями; архив миссии со времени отделения ее от дипломатической миссии, — акты подготовлявшиеся к печати, но не успевшие выйти в свет. Неизданные труды в рукописях по филологии ар. Палладия и иером. Исаий: 1) краткий китайско-русский словарь для китайцев, 2) богословская терминология, принятая в китайском тексте священных книг, 3) китайский перевод канона Андрея Критского (неизданный) 4) собственноручные заметки при переводе псалтири на китай­ский язык, 5) русский текст толкового евангелия пр. Флавиана, 6) черновики большого словаря ар. Иалладия с по­правками его рукой и множество других ценных автографов. В иеромонашескихъ квартирах сгорели инструменты и приспособления для типографии и переплетной; многие сотни образов, недавно полученных из Москвы от фа­брики Жако, и масса таких вещиц и книг, которые до­роги были мне по воспоминаниям и стоили большого труда при доставке их из России чрез Монголию. Воспоминая о них я думаю так: теперь я ни за что не расстанусь с Пекином, с китайцами; они задолжали мне; теперь я уж не могу сказать, что не имел с ними соприкосновения. Иначе, кто же отнял у меня все мое духовно-эстетическое имущество? Я этот долг обязан получить с них чело­веческими их душами, если Богу будет то угодно. Еще что сгорало? Помещение мужской школы, дворик стипендиатов Паргачевскаго, сад, двор женского училища, богадельня, только что выстроенная, четыре или пять домов христиан, живших вблизи миссии. Сгорало ли дело миссии, понимая горенье в апостольском смысле, как апостол сказал о материалахъ, из которых велась постройка. Это сказать трудно. Наша миссия строилась из русского серебра, и, по всем соображениям сгореть не должна бы, а разве обновиться, - очиститься через огонь. Но покуда озлобление китайцев-язычников так велико, что нам придется оста­вить Пекин, может быть, на целый год или на два и поселиться где-нибудь под прикрытием европейских судов, примерно хоть в Шанхай, куда мы рвемся душой, чтобы отдохнуть в европейском обществе. С китайцами мы хотя и дружны, но общих духовных интересов (пока) не имеем, а потому изнываем от душевного голода; но в Шанхай не то...[50]

Приложение 3

Сказание о Мучениках Китайской Православной Церкви,
пострадавших в Пекине в 1900 году[51]

Священник МИТРОФАН. Священник Митрофан, по китайскому имени ЦзиЧун, родился в 1855 году 10 числа 12 месяца. Еще не достигши двадцатилетнего возраста, был назначен на должность катехизатора. В 25 лет принял посвящение в сан священника от рук Японского Епископа Николая. Отца он лишился еще в малолетстве и воспитывался под попечением своей бабушки Екатерины и матери Марины; мать его была учительницей в женской школе. В то время испытал он много горя. Когда Архимандрит Палладий во второй раз был Начальником Миссии, он поручил своему учителю, цзюй-жэню, Лун Юаню с особенным вниманием воспитывать Митрофана, чтобы приготовить его впоследствии к принятию священства. Митрофан был человек смирного характера, очень осторожный и молчаливый, миролюбивый и незадорный, когда случалась хотя бы и очень тяжелая обида, он не старался оправдывать себя. Преемником Архимандрита Палладия был Архимандрит Флавиан, впоследствии бывший Киевским Митрополитом. С самого приезда его в Пекин Архимандрит Палладий поручил ему, как и учителю Лун Юаню, постараться, чтобы Митрофан достиг своего предназначения ( то есть священного сана). Митрофан не хотел принимать священного сана и постоянно отказывался, говоря: «малоспособный и малодобродетельный человек как осмелится принять этот великий сан?» Но понуждаемый Архимандритом Флавианом и убеждаемый учителем повиновался, хотя и знал, что с принятием священства конец его не будет благоприятен. При Архимандрите Флавиане священник Митрофан был ему помощником в переводе и проверке книг. В продолжение пятнадцати лет он неутомимо служил Богу, терпя и от своих и от внешних много обид и оскорблений, и наконец впал в тихое помешательство. Послее этого он более трех лет жил вне ограды Миссии, получая половину прежнего жалования. Во всю жизнь священник Митрофан не был любостяжательным и многие злоупотребляли этим.

В 1900 году 1 июня (по китайскому календарю 17 числа 5 месяца) вечером здания Миссии были сожжены боксерами. Многие христиане, укрываясь от опасности, собрались в доме священника Митрофана. Среди собравшихся были и прежние недоброжелатели о. Митрофана, но он не гнал их. Видя, что некоторые малодушествуют, он укреплял их, говоря, что наступило время (бедствий) и трудно избежать. Сам он каждый день по нескольку раз ходил смотреть на сожженную церковь, 10 июня вечером часу в десятом солдаты и боксеры окружили жилище о. Митрофана. В это время там было человек до семидесяти христиан; более сильные из них убежали, а о. Митрофан и многие другие, преимущественно женщины и дети, остались и были замучены. О. Митрофан сидел во дворе пред домом, боксеры искололи ему грудь, как соты, и он упал под финиковым деревом. Соседи оттащили его тело на место, где была богодельня Миссии. Потом о. иеромонах Авраамий подобрал тело о. Митрофана, и в 1903 году, когда в первый раз совершался праздник в честь мучеников, оно вместе с другими положено было в храме мучеников под алтарем. На месте, где был замучен о. Митрофан были: жена Татиана, из фамилии Ли, и три сына, — старший Исаия, второй Сергий — теперь он священник, — и третий Иоанн.

ТАТИАНА, 44 лет. 10 июня вечером Татиана спаслась от боксеров при помощи невесты своего сына Исаии, но на другой день, 11 числа, утром была схвачена и вместе с другими, всего 19 человек, отправлена за ворота Ан-дин-мынь в Сяо-ин-фан в боксерский стан и затем казнена была через отсечение головы на месте, где теперь «Треугольник» — богодельня для нищих.

ИСАИЯ, 23 лет служил в артиллерии. 7 июня боксеры казнили его через отсечение головы на большой улице около ворот «Пин-цэ-мынь», так как раньше известно было, что он христианин.

МАРИЯ, 19 лет — невеста Исаии, сына о. Митрофана. За два дня до боксерского погрома она пришла в дом о. Митрофана, желая умереть в семье своего жениха. Когда боксеры окружили дом о. Митрофана 10 июня она с большим мужеством помогала другим спасаться, поддерживая при перелазании через стену. Когда боксеры и солдаты, разбив двери вошли во двор, Мария смело обличала их за беззаконное избиение людей без всякого разбора, и они не осмелились убить ее, только ранили ей руку и прокололи ногу. Вообще она обнаружила необыкновенное мужество и разум. Сергий, сын о. Митрофана, трижды пытался убедить ее уйти и скрыться, но она отвечала: «Я родилась около церкви Пресвятой Богородицы, здесь и умру», и осталась там, где была церковь. Вскоре пришли туда солдаты и боксеры, и мужественная женщина мученически скончалась, почитая смерть отшествиемв место блаженного упокоения.

Упокой, Господи, души рабов Твоих — иерея Митрофана и иже с ним — и сотвори им вечную память. Аминь.

ПАВЕЛ Ван Вэнь-хэн, лет 36-ти. Не достигши еще двадцатилетнего возраста он был назначен на должность катехизатора, как человек честный, покорный, послушный и обладавший даром слова. С о.Митрофаном он особенно был единодушен. Своим словом он многих подготовил к предстоящим бедствиям, но некоторые скептически относились к его словам и говорили, что он сам первый отречется. 2 июня его имущество было разграблено и дом разрушен. Захватив серебро, какое удалось спасти, Павел искал пристанища у своих родственников-язычников. Но те поступили с ним лукаво: сначала приняли его, потом, завладев его серебром, самого его прогнали. Павел был человек трудолюбивыйй, бережливый и добрый, но в дни бедствия не имел и пищи. Таково воздаяние праведнику от людей. Мученически пострадал Павел 10 июня вечером. С ним вместе пострадали: его мать Екатерина, 62 лет, жена Сарра, 37 лет, сын Иоанн, лет 11-ти, дочь Александра, 9 лет. О Павле передают, что он перед смертью молился Богу, преклонив колена и скрестив руки на груди. О матери его передают, что когда она, скрываясь от боксеров, в дни перед мученической кончиной блуждала по городу и по причине слабости зрения потеряла дорогу, ее приняли за отравительницу колодцев, раздели и втолкнули в болото.

ИОАКИМ, 19 лет, племянник Павла, был схвачен боксерами 4 июня и убит около северо-восточной башни городской стены. Это первый по времени мученик из православных христиан.

ИННОКЕНТИЙ, Фан Чжи-хай. Родился в 1852 году, 24 числа 5 месяца, крещен в младенчестве. Он обладал хорошей способностью к пению и долгое время был школьным учителем при Миссии. Человек он был честный и искренний. Архимандрит Иннокентий (ныне епископ) очень ценил его, назначил на должность эконома и готовил к принятию диаконского сана. Жена Иннокентия Елена (из фамилии Ши), 49 лет, их дети: старший сын Евмений, 17 лет, второй сын Иван (пережил боксерское восстание), старшая дочь София, 9 лет, младшая Надежда, 9 лет. 1 июня, когда боксеры сожгли церковь, дом Иннокентия также был разграблен и сожжен. Иннокентий на другой день укрывался в доме священника Митрофана, а жена его с двумя дочерьми укрылась у родственников, но те 2 июня вечером предали их боксерам. Боксеры девочек возвратили, а Елену повели в кумирню и заставляли кланяться идолам, но она усиленно противилась. После этого на улице, ведущей к воротам Ан-дин-мынь, ее поставили на колени и два раза ударили мечем по шее. Елена лишилась чувств, и боксеры, считая ее умершею, велели караульному прибрать ее к стороне. На утро Елена очнулась. Караульный, заметив это, освободил ее из рогожки, в которую она была завернута, отряхнул с нее землю и отпустил. Христиане, услышав о случившемся с Еленой, привели ее в дом священника Митрофана. Видя Елену окровавленную и слыша ее рассказ, как она пострадала за Христа, все плакали и выражали надежду, что Господь сохранит ей жизнь. Но когда она стала поправляться от ран, 10 июня ей пришлось мученически скончаться вместе с другими. Такова была воля Божия. В этот день, 10 июня, Иннокентий, спасаясь от боксеров через стену двора, разбил себе лицо. На другой день утром он сидел у колодца на миссийском участке, держа на руках свою дочь Надежду. Эта девочка была спасена из огня, волосы ее были опалены, на ней была белая рубашка, запачканная кровью, — вероятно, она была ранена боксерами. Сергий, сын о. Митрофана, дважды убеждал Иннокентия скрыться. Но он отвечал: «Я и дочь ранены, нам трудно укрываться, лучше умереть около церкви». Вскоре пришли боксеры. Иннокентий, как передают, спрыгнул в колодец, — воды там было немного, — и боксеры забросали его камнями. Когда в 1903 году откопали этот колодец, то там оказалось четыре трупа, все почти целые. Они были погребены в храме мучеников под алтарем.

Старший сын Иннокентия Евмений, вместе с братом своим Иваном 10 июня днем, раньше избиения христан в доме о. Митрофана, был взят одним офицером из войска, охранявшего Пекин от насилия боксеров, и уведен в Нань-юань (южный около Пекина военный стан). И осталось неизвестным, где скончался Евмений. Дочь Иннокентия София, вероятно, сгорела в доме о. Митрофана вместе с другими девочками, которых там было более 10.

Албазинец КЛИМЕНТ, Куй Лин, лет 36, — пономарь. Его жена (из фамилии Чжунь) Варвара, лет 35. Их дети: Мария, 14 лет, Ольга, 11 лет, Ия, 9 лет и Ирина, 4 лет. В тот день, когда сожжены были здания Миссии, Климент со своим семейством укрылся на своем кладбище за городом. Потом они были казнены на Треугольнике вместе с другими 11 июня. Климент был пономарем с юных лет и служил очень усердно. Мать Климента Ия, лет 56, вдова с молодых лет, была главной учительницей в женской школе при Миссии и заведовала рукодельями на украшение храма. Она скончалась мученически в доме о. Митрофана 10 июня. Боксеры отрубили ей ногу перед смертью.

МАТФЕЙ Хай Цюнь, года 31-го, помощник пономаря, его жена (из фамилии Жуй) Матрона, лет 32. 11 июня, то есть на другой день после избиения христиан в доме о. Митрофана, утром часов в 7 Матфей и Матрона с 5-летним младенцем своим Агафиею бежали около северной городской стены по направлению к участку Миссии, преследуемые солдатом с мечем в руке. В это время участок Миссии наполнен был боксерами. Матфей и Матрона были схвачены и казнены на Треугольнике.

ВИТТ Хай, брат Матфея, лет 29, 11 июня днем был убит в кумирне Чэн-энь-сы и сожжен. Витт хорошо читал по-славянски. Перед началом боксерского восстания он был с Начальником Миссии в Пэйтахо, и возвратился в Пекин уже по разрушении железной дороги. О жене Витта Марфе, с которой он незадолго перед тем вступил в брак, сведения не сохранилось. Второй брат Матфея Никифор Хай (лет 27) сестры: Васса Чжун (лет 25) и Елена Чжун (19 лет), третий брат Кирилл Хай (15 лет), их мать Екатерина Чжун, вдова (лет 55), и бабушка Надежда Чан, вдова (года 81), мученически скончались 11 июня. Надежда убита была в доме, а остальные ведены были вместе с Виттом боксерами в кумирню Чэн-энь-сы, но по дороге были убиты на принадлежащей теперь миссии соборной площади. Их дядя Алексей Мин (года 51) убит 11 июня в кумирне Чэн-энь-сы; их двоюродный брат Вонифатий (лет 25), сын Таисии, убит за воротами Дун-чжи-мынь в Хуа-цзяо-ди, младший брат его Стефан (19 лет) взят был боксерами в рабство и был при их стане в кумирне Чэн-энь-сы, потом убит.

Албазинец СИМЕОН Си Линь-а (лет 50), прежний пономарь и звонарь, последнее время занимался печением просфор. 10 июня он был в числе окруженных боксерами, скончался, вероятно, в кумирне Чэн-энь-сы.

Албазинки ЕКАТЕРИНА (лет 24) и МУЗА ( 17 лет) — девицы, дочери Александра Ай, мученически скончались в доме Витта Хай, бывшем на участке, где теперь женский монастырь. Говорят, что они пытались через стену спастись из горящего дома, но боксеры искололи их копьями и сбросили обратно во двор горящего дома.

МАРИНА Сюй, лет 44, много лет вдовствовавшая, была учительницей при женской школе Миссии. 2 июня, то есть на другой день по сожжении зданий Миссии, Марина с женой брата своего Кассиана Лин Людмилой и с ее детьми: Владимиром, Никитой и Георгием пришла к Александру Чэн. Она говорила, что убежала только ради детей, а если бы была одна, то принесла бы себя в жертву Богу, когда горела церковь. Брат жены Александра боялся принять в дом Марину и Людмилу с детьми. Там был Хрисанф Ин, он тоже говорил, что христианам собираться в однм месте опасно. Поэтому Марина и Людмила, умывшись и попивши чаю, возвратились на Ши-цзы-цзе (близ Миссии) и жили там до 10 июня. Когда вечером 10 июня боксеры начали избивать христиан, Марина и Людмила с детьми спрятались в доме, укрываемые темнотой. Боксеры, проходя около того дома, открыли заднее окно и, бросивши факел внутрь дома, смотрели, но не заметили Марины и Людмилы с детьми. А они в это время стояли на коленях молились. 11 июня Марина отделилось от Людмилы и ушла к родственникам своего мужа в юго-восточную часть города, но там была схвачена боксерами и убита. А Людмила с детьми скиталась по городу как нищая, и наконец ей удалось выбраться за горд и она спаслась. Сын Людмилы Владимир теперь служит в сане диакона.

Албазинка АННА Жуй, лет 57, вдова. Две замужние дочери ее находятся в числе мученически скончавшихся; третья дочь, теперь монахиня Фива, и сын, теперь священник Михаил Мин, были в руках боксеров, но спаслись. Сама Анна скончалась 10 июня вечером. Когда боксеры вломились в дом, Анна сильно обличала их. Рассвирепевшие боксеры изрубили ее мечами и потом сожгли ее тело дотла.

ПЕТР Ли Юн-ань, лет 27, певчий , вел метеорологические наблюдения. На другой день после разрушения зданий миссии, то есть 2 июня, был ограблен и дом Петра. Это была большая неразделившаяся семья, преимущественно женщины и дети. Лишившись своего крова, они укрывались в доме о. Митрофана и в других местах. Петр убит был боксерами 10 июня в доме Михаила Вэнь. Его труп видели придавленным брошенной балкой. Жена Петра Евфимия, лет 22, и дочь Артемия, 4 лет, мученически скончались за воротами Дун-чжи-мынь около северных кирпичных заводов. А сын его Филимон, младенец 1 года, брошен был боксерами там на дороге и, вероятно, подобран кем-нибудь из местных жителей. Мария, лет 37, жена старшего Петрова брата Матфея Ли, с несколькими детьми, в числе которых был Иоанн, сын о. Митрофана, укрылась было в доме своей матери за воротами Дун-чжи-мынь в деревне Дун-ба-хэ. Но тамошние поселяне выгнали их. Это было 2 июня вечером. 3 июня после полудня за воротами Ань-дин-мынь боксеры схватили их и хотели посадить в котел с горячей водой. Но в то время не было еще объявлено покровительства боксерам со стороны правительства и они не смели убивать христиан; к тому же и многие хорошие люди выражали сострадание к детям; поэтому боксеры отпустили Марию с детьми. 10 июня вечером она была в числе окруженных боксерами около участка миссии. На утро, 11 числа, Сергий, сын о. Митрофана, видел ее на миссийском участке у колодца под деревом и убеждал скрыться. Но она не обнаруживала страха и спокойно разговаривала с Иннокентием Фан. Тут она и приняла мученическую смерть. Ее тело оказалось потом в колодце вместе с телом Иннокентия, — неизвестно, в колодце ли она была побита камнями, или брошена по убиении. Две дочери Марии — Анисия (14 лет) и Мелания (лет 3), вероятно, сгорели в доме о.Митрофана.

АЛЕКСАНДРА Ли, лет 32, вдова, сестра катехизатора Павла; умерший муж ее Евмений, брат Петра Ли, был помощником Архимандрита Флавиана в переводах. Александра почитала мужа своего, как Сарра Авраама. 10 июня вечером она была в числе окруженных боксерами в доме о. Митрофана и не хотела спасаться бегством. Когда боксеры вломились в дверь, то одной из первых, вероятно, была убита она. Боксеры факелами обожгли ее, так что все тело ее расселось. Тело ее лежало с правой стороны тела о. Митрофана. Две дочери Александры — Артемия 15 лет и Евдокия, 12 лет, вероятно, сгорели в доме о. Митрофана.

Албазинец АЛЕКСЕЙ Ин, лет 27, — певчий с малолетства. В день убиения христиан, 10 июня, Алексей избежал смерти, но потом через несколько дней возвратился к своему знакомому Жун, чтобы занять денег, — он у этого человека и прежде часто занимал деньги. В это время один из соседей — по прозванию Ни-жэнь Хуан — схватил его и, накинув ему на шею веревку, отвел его в боксерский стан — в кумирню Чэн-энь-сы, там Алексей и принял мученическую смерть. Его мать Сусанна А, вдова, лет 59, мученически скончалась 11 июня на Треугольнике. Старший брат Алексея Давид, лет 37, неизвестно где скончался. Другой его старший брат Евфилий, лет 35, хромой, 11 июня шел около юго-западного угла Сы-е-фу (теперешнего участка миссии); тут некто Юй-сан начал поносить его за то, что он христианин. Евфимий отвечал ему резкими словами. Тогда Юй-сан, вбежав в свой дом, выскочил оттуда с мечем и много раз ударил им Евфимия. Евфимий упал на землю, но вскоре очнулся и пошел было к своему дому. Юй-сан, узнав, что Евфимий не умер, погнался за ним со многими другими и сначала побивали его камнями, потом убили мечем на месте, называемом У-юе-гуань. Этот боксер Юй-сан остался жив после войны, но понес тяжкое наказание: у него отнялась нижняя часть тела, так что он совершенно не мог двигаться.     

АФАНАСИЙ Юй, 21 года, с малых лет, учился в миссийской школе и был певчим. В мае месяце, когда начиналось народное волнение, он с Архимандритом Иннокентием (ныне Епископ) приехал в Дундинань. Успокоив христиан, Архимандрит Иннокентий возвратился в Пекин, а Афанасий остался в Дундинани с Сергием, сыном о. Митрофана, который жил там при церкви. Но 25 мая вечером Диндинаньская церковь была сожжена боксерами, и Афанасий с Сергием прибежали в Пекин. Затем 10 июня Афанасий принял мученическую смерть в доме отца своего (около юго-западного угла женского монастыря). Кроме Афанасия, там скончались: его бабушка Ольга А, вдова, лет 75, его тетка АгафияХэ, дочь Ольги, лет 50, его отец Сергий Шуан, сын Ольги, лет 47, его мать Анна, лет 40, его братья: Павел, лет 17, Евгений, лет 8, и Кир, лет 4. (А сестра его Мария была невестой сына о. Митрофана Исаии и скончалась на участке миссии, — о ней сказано в I статье).

Албазинец АФАНАСИЙ А, лет 58-59, калека. Он с малых лет учился в миссийской школе и был мальчик очень резвый. В возрасте около шестнадцати лет он упал с городской стены и с тех пор сделался калекой: его ноги были скорчены и он ходил при помощи рук. Избежав смерти от боксеров, когда они начали избивать христиан около участка миссиии, Афанасий скрывался в пустых развалившихся зданиях Сы-е-фу (теперь участок миссии). 11 июня вечером один знавший Афанасия боксер по фамилии Ван, угрожая копьем, прогнал его к Бэй-гуаню, то есть к тогдашнему участку миссии. Когда боксеры, захвативши многих христан, вели за ворота Ань-дин-мынь, тогда был взят и Афанасий; но так как он не мог скоро идти, то его убили там же, где схватили, и сожгли его тело. Об этом свидетельствует Протасий Чан, бывший очевидцем. По его словам, Афанасий молча принял смерть. Жена Афанасия Варвара, лет 45, их дети: Пелагия, лет 17, Мария, 9 лет, Савва, 6 лет, скончались, вероятно, на участке миссии 11 июня.

Албазинец МИРОН Жуй, лет 49. Его жена Мария, лет 43. Их дети: Марфа, 21 года, Анастасия, 19 лет, Евдокия, 16 лет, Иннокентий, 14 лет, Савва, 12 лет, Нил, 10 лет, Мария, 7 лет, Елена, лет 4. Они приняли мученическую смерть в своей квартире близ миссии 10 июня. Впрочем о Мироне известно, что он, будучи изранен боксерами, не умер, но не мог двигаться: на утро 11 июня, часов в шесть соседи добивали его кирпичами, потом пришли боксеры и убили его. Сергий, сын о. Митрофана, в это время в последний раз заходил на участок миссии и слышал предсмертные крики Мирона.

ЛЮБОВЬ Чан, девица лет 32. Она с малых лет училась в школе при миссии, потом была учительницей и жила при школе. Когда сожжены были здания миссии, она укрылась в доме священника Митрофана. Спасшись из дома о. Митрофана, когда там избивали христиан (10 июня), Любовь с братом своим Иосафом и еще с одной старушкой-вдовой (67 лет) Анной Сэ укрылись в доме некоего Сун, впоследствии крестившегося; дом его был на месте, называемом Бэй-тин (около северо-западной части стены теперешнего участка миссии). Здесь Любовь и Анна, спрятавшиеся в шкафу, выданы были боксерам затем и убиты. Мать Любови Мария Чан, лет 65, неизвестно где скончалась. Племянница Любови, дочь Иосифа, Сира, 6 лет, сгорела в доме о. Митрофана. Брат Любови Иосиф Жун, лет 37, 11 июня опять был около участка миссии, и, будучи со всех сторон окружен подходившими в то время боксерами, забежал во двор о. Митрофана и повесился на поясе. По словам одного солдата, боксеры, преследовавшие Иосифа, отрубили ему голову, лишь только он успел повеситься на дереве.

ДОРОФЕЯ, жена Тихона У, лет 43, хромая. В малолетстве она училась в миссийской школе. Она скончалась мученически 10 июня в доме о. Митрофана. Вместе с ней скончались: ее сын Мина, лет 12, и ее мать Анастасия Ли, вдова, лет 63. Утром 11 июня Сергий, сын о. Митрофана, видел тела их, лежащие в ряд недалеко от тела о. Митрофана, у головы его.

КАПИТОН Ин-юань, лет 43, жена его Параскева, лет 40. Ночью 10 июня, когда боксеры избивали христиан, Сергий, сын о. Митрофана, видел Капитона и Параскеву позади Сы-е-фу (теперь участок миссии). Они полураздетые быстро бежали на запад. Сергий предупредил их, чтобы не ходили на большую улицу. Мученически пострадали они, вероятно, на Треугольнике. Капитон был певчим и занимался переписыванием нот.

ВИКТОР Фу, 48 лет, крещенный в зрелом возрасте. Он был слугой при мужской школе миссии. Его жена Марина, лет 29, из учениц миссийской женской школы. Их дети: Герман, лет 10, Вера, лет 8, Матфей, лет 3 и приемная дочь Надежда, лет 16. 11 июня, боксеры, искавшие христиан по домам, прошли было дом Виктора, но сосед Юн выдал их боксерам и они мученически скончались за воротами Ань-дин-мынь на месте Цзяо-дао-коу. Перед смертью Виктор говорил боксерам: «Неистовые губители! Какая наша вина?» Боксеры набросились на него, не пощадили и детей. По убиении Виктора, вынули его сердце и принесли в жертву знамени.

ПЕТР Ван, 51 года, был человек очень кроткий. 11 июня он с женой своей Анисией (44 лет) и сыном Иоанном Сун (14 лет) схвачены были боксерами за воротами Ань-дин-мынь, на телеге отвезены на Треугольник и там казнены. Вместе с ними там же мученически скончались: жена умершего Петрова брата Акилина, лет 33, и ее дети: Сергий, 13 лет, Анания, лет 11, Пелагия, лет 5. У Петра еще была дочь от первой жены Елена, лет 20, она мученически скончалась на Дунчжимыньской улице.

ФИЛИПП Антониев Ли Жуй-син, лет 45, его жена Анна, лет 37, и сын Фома, 7 лет, жили при Русском Посольстве, где Филипп был старшим слугой. Когда посольства были осаждены, Филипп с семейством убежал за город и укрылся у родственников за юго-западными воротами. Но местные жители, узнавши, что они христиане, предали их на мучение. Там за городом, недалеко от станции Фын-тай они погребены.

АЛЕКСЕЙ Хан Вэнь-хэн, лет 42, его жена Фекла, лет 34, их дети Феоктист, 14 лет, Анна, лет 12, Иулита, 7 лет, Софония, 5 лет, Николай, 1 года. 11 июня, не имея возможности укрыться от боксеров, они по чьему-то совету отравились опиумом. Но когда они были еще живы, пришли боксеры и проявили свое варварство тем, что вынув сердце Алексея, кусали его.

ФЕОДОР Юэ, лет 60, его жена Елисавета, 51 года. 10 июня, когда были сожжены здания миссии, Феодор и Елисавета укрылись в доме своего зятя Алексея Хан. В доме ли Алексея они скончались или в другом месте, неизвестно. Дочь Феодора, Татиана, 18 лет, была выдана замуж за язычника. Во время боксерского восстания она приняла много страданий от свекрови, заболела и умерла, а иные говорят, что была убита.

ИЛИЯ Цюань, лет 32, его жена Елена, лет 26, их сын Иоанн, 2 лет. 11 июня в час дня по указанию их соседей пришли к ним боксеры. У Илии был новорожденный мальчик, его боксеры разрубили пополам. Илия с семейством скончался в одно время с семейством Афанасия Юй. Брат Илии Герасим, лет 25, за большую сумму денег выкупил было свою жизнь, но перед взятием Пекина иностранными войсками боксеры, опасаясь мести со стороны Герасима, убили его.

МИНОДОРА Ван, лет 59, старший сын ее Андрей, лет 35, его жена Анна, 29 лет, их дочь София, 5 лет, второй сын Минодоры Иоанн, лет 33, его жена Дария, 22 лет, их сын Феодосий, лет 5, жена третьего сына Минодоры — Давида — Мария, лет 23, ее сын Марк, лет 3, — все они мученически скончались вечаром 10 июня в доме Витта Хай, где теперь женский монастырь. Мария была в то время беременна.

СЕРГИЙ Филиппов Чжан, вдовец, лет 49, в малолетстве учился в миссийскойшколе,знал русский язык и всю жизнь был певчим. Он мученически скончался вместе с сыном своим Иоанном, 19 лет, 10 июня, вероятно, у себя дома (где теперь женский монастырь).

Албазинец АЛЕКСАНДР ХэнГуй, сын Городия, лет 33, торговец. 6 июня он предан был боксерам своими прежними недоброжелателями, выведен за ворота Дун-чжи-мынь и убит близ городской стены около шлюза и погребен там же около речки.

ЛЕВ Хай Лин, лет 39, когда начались в Пекине боксерские погромы, убежал неизвестно куда вместе со своим отцом Саввой Цин (61 года) и сыном Иоанном, лет 14, и место и образ их кончины неизвестны.

САМПСОН Николаев Пань, лет 36, его жена Анна, лет 32, их сын Евдоким, лет 7, сначала он деньгами выкупил было свою жизнь, но боксеры недовольны были той суммой, которую он дал. Когда Сампсон, получив свое ци-жэньское жалование, 15 июня возвращался, боксеры на месте, называемом Цзяо-дао-коу, отрубили ему голову и, воткнув ее на пику, носили по большой улице, провозглашая: «Это голова Сампсона». Жена и сын Сампсона, вероятно, убиты на Треугольнике.

Албазинец ПАВЕЛ Сан, лет 60, брат монаха Папия. 1 июня, когда начались боксерские погромы, куда-то уехал на своей телеге, говорят, что в провинцию Шан-си, и осталось неизвестным, где он скончался.

НИКОЛАЙ Хан, 45 лет, глухой, но сильный и смелый. Когда боксеры 11 июня избивали христиан, Николай боролся с ними за свою жизнь, но не мог одолеть боксерской толпы и был убит недалеко от городской стены, против северо-восточной башни, около бывшей там кумирни.

ИОСИФ Фу, лет 66, старшина Албазинцев. Он был страшим дворником при женской школе. Его жена Елена, лет 55. Сначала они скрывались на Албазинском кладбище, потом были схвачены боксерами, судимы в кумирне, которая была около русского кладбища, и казнены на Треугольнике в числе 19-ти.

ДАНИИЛ Дэ, лет 30. Когда боксеры начали избивать христиан, Даниил сначала скрылся, но потом был схвачен и убит на Дунчжимыньской улице. Его отец Трофим Гун (лет 53) и мать Екатерина (лет 52) скончались, вероятно, в своем доме (близ миссии).

ГЕОРГИЙ Лянь Си, лет 42. 10 июня спасся от боксеров, избивавших христан, но на другой день схвачен и убит около Дун-сы-пай-лоу в Чэн-энь-сы.

АННА Линь, вдова 81 года, из призреваемых при миссии. По разрушении здания миссии, она сначала жила у Павла Ван. А когда дом Павла был разорен, Анна ходила в западные окрестности Пекина, намереваясь укрыться у родственников, но пристанища там не нашла и на возвратном пути была утоплена в речке жителями военного маньчжурского поселка. Это было, вероятно, 4 июня.

МАТРОНА Лянь, лет 46. Когда разрушены были здания миссии, Матрона со своей младшей дочерью Маврой (10 лет) выгнана была из квартиры хозяином-язычником и укрылась в доме о. Митрофана, там же был и муж Матроны Мина Лянь, переживший боксерское восстание. 10 июня, когда боксеры избивали христиан в доме о. Митрофана, скончались там и Матрона с Маврой. Старшая дочь Матроны — имя ее забыто — была замужем за язычником, и когда началось боксерское восстание, родные ее мужа уморили ее голодом, так как боксеры их стращали, будто они видят белый пар над теми домами, где укрываются христиане, и грозили насельников таких домов истреблять без разбора.

ЕВФИМИЙ Пань, лет 42. Когда начались боксерские погромы, он укрывался в переулке Ма-шао-ху-тун (на юг от миссии), но 11 июня злодеи побили его камнями там на улице. Жена ЕвфимияФеврония, лет 36, вероятно, сгорела в доме.

АКИЛИНА Шуан, лет 25, ее свекровь Анна Чан, вдова, 61 года, ее муж Павел Константинов Шуан, лет 39, и дети: Иоанн, лет 10, Макрина, 4 лет, и Иоанн, лет 2, укрывались в переулке Ма-шао-ху-тун. Злодеи-соседи посоветовали им запереться в доме, обещая скрыть их от боксеров. Не подозревая предательства, они заперлись в доме. Когда же пришли боксеры, то дом был подожжен, начиная с окон и дверей, так что все бывшие внутри погибли от огня.

ИРИНА Гуй Жуй-ши, лет 54. При начале боксерского погрома она и муж ее Иона Гуй, 61 года, укрывались в доме Мирона Жуй (около участка, где теперь женский монастырь). Ирина была женщина простая нравом, до последнего времени каждый день ходила в церковь. Говорят, что когда боксерам, искавшим христиан, указали на нее, как на «эр-мао-цза», она в простоте сердца ответила: « мы не эр-мао-цза, а христиане».

Албазинка ИРИНА Фу, 35 лет, жена Ивана Фу. Дети Ирины: Анна, 17 лет, Афанасия, 10 лет, Евпраксия, 8 лет, Прохор, 6 лет, Натрия, 3 лет. 10 июня муж Елены привел ее с детьми к ее матери Анне Жуй, обещая поискать место, где бы они могли укрыться. Но вечером началось избиение христиан; Ирина при помощи своей сестры (теперь монахиня Фива) через стену спаслась со своими детьми из дома матери. Однако, будучи беременна, она с трудом могла двигаться. На утро боксеры захватили ее на улице Нань-сяо-цзе около Лу-ми-цан. Потом она отправлена была за ворота Ань-дин-мынь в боксерский стан и убита была со своими детьми на Треугольнике. Сноха Ирины Пелагия, лет 44, скончалась вместе с нею. Муж Пелагии Стефан Фу месяца три скрывался от боксеров за воротами Цянь-мынь. Он умер от болезни, когда иностранные войска брали Пекин.

АННА Бай, вдова, 62 лет. Она жила в богодельне при миссии с сыном своим Антонием, 16 лет. Когда здания миссии были сожжены, Анна укрывалась в Ши-цзы-цзе, то есть у христиан, живших на участке, который теперь составляет часть двора Миссии около женского монастыря, а скончалась, вероятно, за воротами Ань-дин-мынь.

ЗОЯ Шуан, лет 45, вдова. Она с дочерью Александрой, 11 лет, и сыном Андреем, 7 лет, жила в богодельне при миссии. Когда сожжены были здания миссии, Зоя с детьми укрывалась у родственников на улице Ши-цзы-цзе и скончалась, вероятно, за воротами Ань-дин-мынь.

Албазинка КАПИТОЛИНА Хуай, вдова, лет 62. После смерти мужа, находясь в большой бедности и понуждаемая своим зятем, отреклась от веры. Потом у нее отнялись ноги. Незадолго до боксерского восстания Капитолина покаялась, и скончалась, вероятно в улице Ши-цзы-цзе.

Албазинка АГАФИЯ Жуй, двова, лет 55. Она жила в богодельне при миссии. Когда здания миссии были сожжены, Агафия укрывалась в улице Дун-чэн-гень (восточная часть теперешнего участка женского монастыря) и скончалась, вероятно, в доме Мирона Жуй.

АКИЛИНА Гуан, вдова, лет 47. Она жила в богодельне при миссии. Ее дети: Евстолия, 14 лет, и Кифа, 11 лет. Скончались, вероятно, при избиении христиан 10 июня, неизвестно где.

ЕВГЕНИЙ Васильевич Цзи, лет 47, маньчжур-воин, пострадал 7 июня близ Дун-чжи-мынь, на месте, называемом Хун-лин, и брошен там в колодезь.

ЕВФИМИЯ, лет 12, дочь Албазинца Павла Юн, пострадала 10 июня в доме о. Митрофана.

Албазинец ФЕОДОТ Гордиев Жуй, лет 60, пострадал в своем доме близ миссии 10 июня.

Сын Луки Цюан МИХАИЛ с женой и тремя детьми убежали на свое кладбище, но не находя пристанища, переходили с места на место и были схвачены. Это было 8 июня часов в 12. Их привели в боксерский стан за воротами Ан-дин-мынь. Там уже был Иван Жун, взятый утром. Часа в 3 был схвачен в своем доме Александр Чэн и приведен в стан за Ань-дин-мынь. У него, как у Ивана и Михаила, нашлись защитники, дан был выкуп, и их поместили при боксерском стане. Туда же потом перевели и семейства Александра и Ивана. Там прожили они более месяца в тесноте. Но дети не все вынесли ужасы того времени. На другой же день по взятии умерла в припадке дочь Александра Мария 3 лет, затем один за другим умерли дети Ивана: Мария, 5 лет, Нина, 8 лет, Василий, лет 3; наконец умерла дочь Михаила Елена, 6 лет. Был там и Симеон — брат Ивана — мальчик, он тоже был почти при смерти.

ЕЛЕНА Хо, вдова, лет 73, Олимпиада Цзинь, вдова 61 года, Ольга, дочь Олимпиады, лет 19, пострадали 10 июня близ миссии.

ФЕВРОНИЯ Фу, лет 72, пострадала 1 июня за воротами Ань-дин-мынь.

АННА Ли, вдова, лет 58.

НИКОН Хо, лет 23.

АНДРЕЙ Чжу Лин, лет 54, пострадал 10 июня на участке Миссии.

ПЕТР Чан, лет 57, пострадал 11 июня.

ИОНА, усыновленный Алексея Хан Вэнь-хэн, лет 19.

ДАРИЯ Дэ, вдова, 54 лет, мать Герасима Фу, и дочь Герасима Агафия, лет 3, пострадали 11 июня в Ши-ча-хай за воротами Хоу-мынь.

Албазинец ФЕОФАН Ин, сын Егора А, 24 лет, пострадал 12 июня близ ворот Цянь-мынь.

ПАВЕЛ Николаевич Дун, лет 48, его жена Евгения Михайловна, лет 38, их дети: Иулиания, 13 лет, Лукия 9 лет, Стефан 7 лет, пострадали 20 июня в Чжуан-ван-фу в западном городе.

ДАРИЯ, сестра Николая Цзи, лет 33, пострадала 23 июня за воротами Дун-чжи-мынь.

ИСАИЯ Сэ, лет 62, маньчжур, пострадал 22 июня за воротами Дун-чжи-мынь.

АННА, жена албазинца Георгия А, лет 56, и Анна, дочь Георгия, лет 36, албазинки пострадали на улице Хай-дай-мынь около Ши-и-юань.

Албазинец НИКОЛАЙ, племянник Никона Цюань, лет 22.

 

Христиане, избиенные в деревне Дундинан

АЛЕКСЕЙ Чжан, лет 48. Он по преемству от своего отца — Даниила, при котором была построена церковь в Дундинани, — жил при церкви в качестве охранителя церковных зданий. Когда в 5 месяце начались боксерские волнения, он обнаружил мужество и не спешил укрываться. Когда же 11 числа 6 месяца церковь была сожжена, Алексей со всем своим семейством отправился в Пекин. Семейство его составляли: жена Евфимия, лет 44, и дети: Евдокия, 11 лет, Никита, лет 10, Михаил, 6 лет, Мария, 1 года. Прибыв в Пекин и увидев пепелище разрушенной миссии, Алексей удалился в северные горы; но тамошние жители не приняли его, только в одном семействе приютили его старшую дочь в качестве будущей невесты для сына. С остальными членами своего семейства Алексей возвратился в Дундинань, где вскоре был схвачен боксерами и с двумя своими мальчиками убит на месте, называемом «Сань-цзяо-кэн» (треугольная яма) близ дороги к западуот миссийского участка. А жена Алексия с младшей дочерью мученически скончалась на поле с северной стороны деревни Мао-чжуан.

СТЕФАН Ван Юй-гуан, 61 года. По сожжении боксерами церкви, Стефан недели две скрывался на полях, потом выдан был боксерам злыми людьми и скончался вместе с Алексеем.

КИР Чжин Фу-чэн, лет 60. Дом Кира сожжен был одновременно с церковью. Тогда Кир со своим семейством укрылся в деревне Мао-чжуан. Когда боксеры нашли там Кира, с ним были его сыновья. Старший — Василий убежал через стену, а младший Иоанн был болен лихорадкой и был убит боксерами вместе со своим отцом. Жена Кира Параскева с внуком Германом, сыном Иоанна, была на поле и спаслась от смерти. Жена Василия с тремя детьми, — сама и дети — все некрещенные, — по сожжении церкви убежала в Бай-чжуан и скрывалась в болоте, и на другой день была убита там. Ее с детьми можно считать принявшими крещение кровью. Впоследствии тело ее и ее детей было вынуто из болота и погребено родственниками.

ИРИНА, 55 лет, мачеха Павла ЧжанЮй-сян В тот год — боксерского восстания — Ирина только что была крещена — в 4 месяце. В то время уже начинались волнения и многие тогда еще поносили Ирину за то, что она крестилась. Потом она была убита боксерами около деревни Дундинань.