• Главная
• О семинаре
  • История Семинара
  • Оргкомитет
  • Правила пользования сайтом
  • Модераторы
  • Часто задаваемые вопросы
• Мероприятия
  • Текущее
  • Архив
• Библиотека
  • Издания семинара
  • Отчеты о мероприятиях семинара
• Участники
  • Вход
  • Список участников семинара
  • Регистрация
  • Дополнить \ Редактировать
• Ссылки

Мосейкина Марина Николаевна. Каталония и «каталонизм» в русской литературе путешествий второй половины XIX – начала XX вв.

На современном этапе развития русско-испанских отношений, когда контакты между странами постепенно расширяются, возрастает актуальность изучения сложившейся в российском обществе системы представлений об Испании, то есть образа страны и ее народа, который формировался на протяжении долгого времени.

Изучение образа другого народа неизбежно было связано с сопоставлением «своего» и «чужого», с оценкой «чужого» на основе собственной системы ценностей, что, в свою очередь, вело к самопознанию, способствовало самоидентификации и сплочению нации. В случае же России и Испании, это приобретает еще большее значение, поскольку принадлежность обеих стран к так называемым «пограничным культурам», выступающим, по образному выражению В.Е. Багно, в роли «окна», «двери», «моста», «перекрестка» между Востоком и Западом, обусловила сходство в их историческом развитии и культуре^[1].

В «пограничных» цивилизациях, - отмечает известный исследователь Я.Г. Шемякин, - в отличие от «классических», преобладает начало многообразия, гетерогенности. Цельная духовная основа в этом случае отсутствует, религиозно-цивилизационный фундамент состоит из нескольких качественно различных частей, разделенных глубокими трещинами, а основание всей цивилизационной конструкции неустойчиво»[2]. Эта характеристика вполне справедлива для Испании как части Ибероамериканского мира, которая исторически складывалась из различных территорий Пиренейского полуострова, становившихся в ходе Реконкисты христианскими королевствами. Поэтому прибывавшие в страну русские путешественники становились свидетелями политических, социальных, национальных потрясений.

Необходимо отметить, что вплоть до середины ХIХ в. путешествия в Испанию были единичны и, следовательно, не могли существенным образом влиять на представления русских людей об этой стране. В результате они формировались при посредничестве других европейских государств: под влиянием переводной литературы и публицистики, рассказов иностранцев. При отсутствии реальных контактов, образ Испании являлся во многом мифологизированным, характеризовался целым рядом стереотипов, часто далеких от действительности. Дореволюционный журналист А.А. Ефрон в конце 1880-х гг. подтверждал, что в России «крайне смутное и неверное представление о современной Испании и испанцах»[3]. «…Если под впечатлением рассказов и описаний …авторов, вы очутитесь за Пиренеями, - писал он,- то вы напрасно будете искать страну, где вечно поются серенады и где женщина неразлучна с кинжалом. Общественная жизнь… ничем не отличается от таковой же в любом из государств Западной Европы. Частная, так сказать семейная жизнь более не представляет резкого контраста с жизнью европейских народов»^[4].

Поездки за границу, и, прежде всего в Европу, составляли в тот период неотъемлемую часть жизни высших слоев русского общества. За рубеж ездили развеяться и отдохнуть, поправить здоровье, а также в целях знакомства с достижениями западноевропейской культуры, получения образования и т.д. Однако Испания в силу удаленности, а также второстепенной роли на мировой арене в круг самых посещаемых стран не входила.

Рубежный этап в изучении Испании русским обществом был связан с путешествием в эту страну в 1845 г. писателя и публициста  В.П. Боткина. Его «Письма об Испании», опубликованные в 1857 г., приобрели в то время большую популярность и становились как бы точкой отсчета, позволявшей русским путешественникам фиксировать все новые моменты в общественно-политическом, экономическом и культурном развитии страны. Вслед за Боткиным, в Испанию устремились многие представители русской интеллигенции, желавшие увидеть те неизменные атрибуты, которые были присущи поэтическому образу Испании в России: Гвадалквивир, который «бежит и шумит», испанских женщин с кружевными мантильями и веерами, сказочную Альгамбру, страстные испанские танцы и песни и т.п.

П.Д.Боборыкин в своих «Воспоминаниях» писал: «Вышло так, что в течение этих долгих лет - в общем, с лишком сорока лет! - я ни разу не задавался какой-нибудь программой изучения Испании на месте, хотя, ознакомившись с языком, стал читать многое в подлиннике, что прежде было мне доступно лишь в переводах, начиная с "Дон-Кихота"….Я не стану здесь рассказывать про то, чем тогда была Испания. Об этом я писал достаточно и в корреспонденциях, и в газетных очерках, и даже в журнальных статьях. Не следует в воспоминаниях предаваться такому ретроспективному репортерству. Гораздо ценнее во всех смыслах освежение тех "пережитков", какие испытал в моем лице русский молодой писатель, попавший в эту страну одним из первых в конце 60-х годов. Одновременно со мною не было ни одного пишущего русского. И литература наша об Испании была "никакая", за исключением боткинских писем, но они были уже из совсем другой эпохи»[5].

Русская литература путешествий, к которой относятся путевые очерки, книги впечатлений, воспоминания, а также публицистика, являлись важнейшим источником формирования этнических представлений русского народа о других и выступали существенным компонентом в сложном процессе формирования образа чужой страны.

Отечественная исследовательница В.В. Кулешова выделяет три периода в истории  русских путешествий в Испанию второй половины XIX – начала XX в и соответственно три группы источников, характерных для них^[6]. Первый период включает в себя время четвертой и пятой испанских революций 1854-1874 гг. Основными сюжетами  литературы этого периода стали политические события, рассуждения и оценки об особенностях исторического развития страны. Впечатления от знакомства с достопримечательностями, бытом и нравами местных жителей отходят при этом на второй план. Немногочисленными авторами в этот период стали профессор международного права Московского университета Капустин М.Н., известный географ и публицист (увлекавшийся народническими идеями), сотрудник ряда русских журналов Мечников Л.И. (псевдоним Э. Денегри), журналист Скальковский К.А., писатели Григорович Д.В., Боборыкин П.Д., Салиас Е.А. и др.^[7]

Период второй половины 70-х – конца 90-х гг. XIX в. совпадает по времени с  поражением испанской революции и восстановлением бурбонской монархии. В отсутствие бурных политических и экономических потрясений, авторы в большей степени заостряли свое внимание в этот период на культурных достопримечательностях страны, быте, нравах и обычаях испанцев. Особой популярностью пользовались «Очерки Испании» и «Край Марии Пречистой (Очерки Андалузии)» известного русского журналиста и писателя Вас.И. Немировича-Данченко, который пять раз побывал в Испании. Кроме того, свои впечатления об Испании опубликовали журналисты Павловский И.Я. (псевдоним Яковлев И.), Ефрон А.А., Скальковский К.А., писатель и историк Мордовцева Д.Л., путешественник Чихачев П.А. и др.^[8]

Третий период конца 90-х гг. XIX – начала XX в. характеризуется глубоким кризисом в Испании, затронувшим все сферы социально-экономической и общественной жизни. Его отправной точкой стала испано-американская война 1898 г., ярко продемонстрировавшая всю слабость и отсталость Испании. Литература путешествий этого времени все больше ограничивается культурными сюжетами, описанием достопримечательностей, быта, нравов, характера испанцев. В этом плане становятся показательными путевые зарисовки Щепкиной-Куперник Т.Л. (будущей известной переводчицы классической европейской литературы), «заметки туриста» - известного русского журналиста Дорошевича В.М., впечатления поэта и художника М. Волошина, воспоминания историка Пискорского В.К. и др.^[9]

Северо-восточные территории Испании, и прежде всего Каталония с ее известным портом в Барселоне, были первыми, куда попадали русские путешественники, маршрут которых, за некоторым исключением, был стандартным: прибывая из Франции, дальше путь лежал с севера на юг Испании с посещением наиболее крупных городов и культурных центров страны: Мадрид, Бургос, Вальядолид, Сарагоса, Толедо и др. Это позволяло путешествующим выделять национально-культурную специфику испанских провинций, характеризовать особенности их социально-экономического и политического  развития. То, с каким представлением об Испании ехали они в эту страну, хорошо характеризует высказывание писателя и историка Мордовцева Д.Л., совершившего поездку в Испанию в 1884 г.: «По отзывам старинных путешественников и по общему впечатлению, какое вы выносите из заочного знакомства… Испания представляется вам чем-то запущенным, не обработанным, хотя с природными богатствами, а народ ее ленивым и полуразбойничьим»^[10].

В связи с пореформенным развитием России вполне понятным было  стремление представителей русской интеллигенции, радеющих за свое отечество, осмыслить прежде всего опыт экономического состояния других стран, не только наиболее развитых, но и тех, в которых капитализм утверждался медленно, с большими трудностями и со своей спецификой. Подобный интерес в отношении Испании во многом обусловливался также наличием некоторых общих черт и схожих проблем в социально-экономическом развитии России и Испании. Обе страны вступили на путь капиталистического развития значительно позже других европейских государств, и в указанный период, как Испания, так и Россия, существенно отставали от них. Для обоих государств было характерно широкое проникновение иностранного капитала в экономику, наблюдались диспропорции в развитии различных отраслей промышленности, а также неравномерность развития регионов. Как в России, так и в Испании, капиталистические отношения плохо приживались в аграрном секторе, который серьезно отставал от промышленности; в обеих странах сохранялись феодальные пережитки, преобладал экстенсивный путь развития хозяйства, крестьянство страдало от малоземелья и нищеты.

При этом первое, на что обращали внимание прибывавшие в Испанию - это развитие железнодорожного транспорта, поскольку именно этим видом сообщения пользовалось большинство путешествовавших по Европе. Русские отмечали быстрые темпы развития данного сектора экономики Испании, чем страна была обязана прежде всего частному иностранному капиталу, главным образом французскому. Одновременно указывалось и на многочисленные проблемы, связанные с развитием этой отрасли: в частности, при выдаче концессий и разметке дорог не учитывались экономические потребности различных провинций. Низкая доходность эксплуатации железных дорог обусловливалась злоупотреблениями чиновников, высокими тарифами, необходимостью уплачивать государству десятую часть с доходов и др. В целом, экономическая ситуация Испании начала ХХ в. больше внушала русским путешественникам пессимизм. Так, журналист Дорошевич В.М. указывал на дороговизну предметов первой необходимости; говорил о том, что промышленность находится в руках иностранцев, самые доходные статьи земледелия также. При этом естественные богатства страны оказались заброшены, железные дороги ужасны и их мало, государственные налоги чрезвычайно высоки и т.д. Другой русский путешественник Щепетев А. также отмечал примитивность земледельческой культуры и бедность населения.

Отсталость Испании во многом объяснялась историческим развитием страны. Открытие Нового света, обретение огромных по территории и природным богатствам колоний способствовали обогащению Испании и ее народа, вместе с тем привели к оттоку самой предприимчивой и инициативной части населения. В самой же Испании число людей, способных и желавших заниматься производительной деятельностью, было невелико. При этом численность дворян превосходила все мыслимые пределы, эти люди презирали физический труд и стремились служить только королю или церкви. Большой урон Испании, по мнению русских путешественников, нанесло также изгнание в XIV-XV в.  мавров и евреев, наиболее «предприимчивых и промышленных граждан» в Испании.

На этом фоне заметно отличались северные области Испании – Страна Басков и Каталония – районы с высоким уровнем земледелия и хорошо развитой промышленностью. В восприятии прибывавших на север страны русских Каталония представала процветающей, активной, промышленной территорией. Посетивший Каталонию Л.Мечников называл ее столицу Барселону «самым промышленным, самым щегольским и наименее испанским городом в Испании», столицей ее «фабричной и мануфактурной деятельности»[11]. В своих воспоминаниях советник российского посольства Ю.Я. Соловьев отмечал также, что, несмотря на то, что российско-испанские торгово-экономические связи не отличались интенсивностью, в Барселону «заходили суда Добровольного флота, перевозившие из Одессы зерно, а Барселона, в свою очередь, до войны посылала в Россию апельсины и лимоны, а также в небольшом количестве испанские вина». Кроме того в северные испанские порты шел лес из Финляндии[12].

Именно в Каталонии зародилась текстильная промышленность; ее предприятия были связаны не столько органически, сколько географически: свою роль здесь играла сеть дорог, контролируемых Барселоной. Но так как капиталы были национальными, а эта отрасль промышленности, выпускавшая предметы потребления, была фактически единственной в Испании, то каталонцы считали, что они развивают «национальное производство». Поскольку они не могли конкурировать с Англией, а колониальная политика Испании оставляла желать лучшего, то протекционизм превращался для каталонцев в доктрину, граничившую с религией[13].

Уже к середине ХIХ в. в Каталонии имелась своя биржевая и промышленная аристократия. Л.Мечников писал так: «Чувствуя необходимость низвергнуть  мадридское иго, не дававшее простора его спекуляторским способностям, барселонский патрон (amo  или dueno) заискивал благорасположения к себе в подчиненных ему работниках, сам пропагандировал в их среде вольнодумные мысли, заводил школы и профессиональные классы, больницы и приюты». В этой связи обращалось внимание на то, что «дух благотворительности самовластной здесь промышленной буржуазии создал без счета приюты, госпитали, богадельни»; «в этом отношении он имел себе здесь деятельного соперника в католическом духовенстве», но «биржа, однако же, перещеголяла его»[14].

Наилучшим образом достижения испанской экономики были продемонстрированы на Всемирной выставке в Барселоне в 1888 г., которую посетили два русских журналиста Скальковский К.А. и Ефрон А.А. Последний подробно описывает выставку в «Письмах из Испании и Бельгии», отмечая при этом достижения в области суконного производства, бумаготкацкой промышленности, а также хорошее качество изделий из фарфора, фаянса, хрусталя и т.д. А в производстве игрушек, в мыловарении испанцы выступали, по его мнению, настоящими мастерами. Однако на самом деле, барселонская выставка представляла собой собственно «выставку достижений» одной Каталонии, но отнюдь не всей Испании. С давних пор, эта область являлась практически единственными центром развития промышленного производства страны, и лишь к концу ХIХ в. индустрия стала широко развиваться и в других провинциях Испании.

 В некотором смысле Каталония служила продолжением «Европы по ту сторону Пиренеев», и, на первый взгляд путешественников, была лишена заметного своеобразия и чисто испанской специфики. Во многом такое восприятие объяснялось также кратковременностью пребывания здесь русских путешественников (часто эти области просто проезжали на поезде без остановок для осмотра достопримечательностей) и их стремлением познакомиться, прежде всего, с центральными и южными провинциями страны, которые представляли собой цивилизацию прошлого, где было «все старо – замки и люди, система хлебопашества и общественная жизнь».

В Испании многие русские стали также свидетелями весьма сложных политических событий на Иберийском полуострове. И хотя вторая половина XIX в. была не такой бурной, как первая, однако и в этот период происходили такие события, которые вызывали интерес у представителей русской общественности. Четвертая (1854-1856 гг.) и пятая (1868-1874 гг.) испанские буржуазные революции, сопровождавшиеся подъемом борьбы народных масс, провозглашением Первой республики в 1873 г.; затем вторая карлистская (династическая) война 1872-1876 гг., кризис бурбонской монархии после поражения Испании в испано-американской войне 1898 г., подъем рабочего, крестьянского и националистических движений конца XIX в. – нач. ХХ в.  – все эти события свидетельствовали о серьезном внутреннем кризисе испанского общества.

Профессор Московского университета М.Н. Капустин, занимавшийся исследованием политических институтов и политического права европейских государств, в своей статье, посвященной поездке в Испанию (1858 г.) отмечал такие новые явления в жизни страны, как «пробуждение самосознания» народа, его стремление к преобразованиям. Вместе с тем, процесс становления новой гражданственности в стране сопровождался, по мнению автора, многими проблемами, одной из которых  являлась неэффективность деятельности местной администрации. Неустойчивость положения чиновника (уже завтра правительство может смениться) обусловливала так называемый «синдром временщика», когда каждый стремился по возможности максимально воспользоваться своим положением. Испанцы, как пишет М.Капустин,  «придумали для этого специальное слово «поглощение бюджета» и смотрят на него, как на неизбежное зло»[15]. Кроме того, в испанском обществе, по мнению автора, «отсутствовал интерес к исполнению закона», а ведь это являлось одним из признаков высокоразвитого общества. Автор приходит к выводу, что «Испания может идти вперед, лишь бы двинулись все колеса общественной машины» [16].

В ряде работ (прежде всего Мечникова Л.И., Боборыкина П.Д., Скальковского К.А., посетивших Испанию в период пятой революции 1868-1874 гг.) встречается  сочувственное отношение к борьбе прогрессивных сил против монархии. Воспринимая революцию как период необходимых преобразований и даже возрождения Испании, русские авторы, однако, не увидели ни социальной, ни политической силы, которая могла бы взять на себя роль лидера. Испанская действительность, развитие революционных событий, чрезвычайно сложная борьба политических сил, нерешительность и склонность испанской буржуазии к компромиссам не позволяли русским авторам давать однозначные оценки^[17]. Тем не менее, все они, так или иначе, приходили к выводу о том, что Испания еще не была готова для республиканской формы правления. «Слишком было еще много разной исторической ветоши в темноте массы, в клерикализме, в бедности, в общем «спустя рукава», напоминавшем мне мое любезное отечество»^[18] - объяснял этот факт П.Д. Боборыкин. Критически и во многих случаях резко отрицательно оценивалось и функционирование механизма режима Реставрации,  при котором сохранялись те же проблемы общественно-политической жизни страны, что и в предыдущие годы: произвол чиновников, коррупция, бюрократизм, влияние духовенства на власть, касикизм, нежелание властей кардинальным образом решать назревшие в испанском обществе противоречия.

После поражения в испано-американской войне в 1898 г. и потери последних колоний Испания вступила в полосу тяжелого кризиса, охватившего все стороны общественной жизни. Поражение обнажило крайнюю отсталость и слабость Испании, вызвавшие особенно среди интеллигенции (так называемое «поколение 1898 года»), глубокое разочарование и требование возрождения страны, обновления устаревших экономических, политических и морально-нравственных структур.

Одной из проблем, которая резко обозначилась в послевоенный период, стало усиление регионального национализма, прежде всего, каталонского и баскского. Данная проблематика нашла отражение в дореволюционной публицистике Боборыкина П.Д., Шашкова С.С., Дикгофа А., Белова Е., Вернера А.^[19] В частности, П.Д. Боборыкин, встречавшийся в свой приезд с президентом Кастеляро (президент Первой Испанской республики, 1873 г.), отмечал, что тот, хотя и был в душе республиканцем, но по убеждениям оставался централистом, а не федералистом, что и сказалось во всей его политической «платформе» и как простого депутата, и как президента. «А мы, иностранцы, - пишет Боборыкин, -  очень скоро распознали, что в Испании более, чем где-либо, могло бы сложиться федеративное государство. Не говоря уже о каталонцах, расе, чуждой и по языку и по всему складу жизни кастильцам, и в других частях Испании была несомненная обособленность. Централизация с ее всяческим гнетом, и политическим и церковным, доводила эту милую, но несчастную страну до гибели»[20].

Стремление регионов, в том числе Каталонии, к автономии всячески подавлялось политическим режимом и отчетливо проявлялось на революционных этапах. В свою очередь, региональные финансовые и политические элиты умело использовали националистические чувства как действенный инструмент давления на центральную власть с целью достижения дополнительных экономических льгот и налоговых привилегий. Базовые идеи регионализма становились важными составляющими программ различных политических сил.

Особую роль в развитии местного сепаратизма и национализма в Каталонии, играли, по мнению русских, языковые и этнические различия. Л.Мечников одним из первых заметил, что каталонцы «до настоящего времени не стали испанцами и сохранили в значительно большей степени, нежели одноплеменные с ними валенсийцы и аликантцы, свою самостоятельную национальность». Каталония «говорила наречиями южно-французского языка (langue dOch) и только Каталония дала ему в новейшее время свою литературу»[21].

П.Д. Боборыкин в качестве автора статьи «Умственное движение Испании» (опубл. в сборнике газеты «Неделя», СПб., 1872) вслед за Мечниковым также называл каталонцев «особой расой», стоявшей гораздо ближе к правонсальцам, чем к кастильцам. «Они давно бы отделились от центра Иберийского полуострова,- писал П.Д. Боборыкин, - что и сказалось в целом ряде вспышек, вплоть до громадных взрывов в 1909 году»[22].

Во всем было заметно, отмечал другой русский автор С.Подолинский, что  каталонцы – «люди уже давней цивилизации». При этом главной славой Барселоны признавалось ее «художественное и умственное движение»: театры – первые в Испании по величине и количеству артистов; переполненный студентами университет, медицинский факультет которого стоял «на уровне современного знания». Являясь главным научным и литературным центром Испании, Барселона к тому времени стала также «главным пунктом возрождения каталонской литературы», «несколько раз падавшей и потом опять возрождавшейся», что  была тесно связано «с очень сложной историей каталонской народности». На тот момент литература (после разрушения Барселоны в 1714 г.) достигла снова процветания и насчитывала около 300 собственных писателей. И весь ход политической и экономической жизни Каталонии, по замечанию С.Подолинского, «в общем соответствовал ходу развития литературы». Он отмечал, что в течение 18 в. Барселона была лишена всякого политического влияния в Испании,  и только борьба  за конституционную свободу в нач. 19 в.,  в которой каталонцы приняли самое живое участие, «предоставила Барселоне случай возобновить свою старую политическую традицию и стать решительно на сторону свободы»[23]. Какое-то время влияние каталонцев в правительстве было преобладающим (председатель совета Пи-и-Маргаль и четверо из министров были – каталонцами), но это продолжалось недолго.

Наблюдавшие в это время за событиями в Каталонии русские публицисты не оставили без внимания зародившееся здесь движение «каталонизма», ставившее своей целью «сохранить и развить специальные каталонские черты, поднять жизнь провинциальную, оберечь себя от нивелирующего влияния всякой централизации», что естественным образом вызывало неприятие Мадрида. Однако на тот момент, приводил слова редактора новой ежедневной газеты на каталонском языке «Diari Catala» С.Подолинский, совершенно необоснованными были обвинения каталонцев в сепаратизме, стремлении отделиться от Испании и основать отдельное государство. Целями «каталонизма» объявлялась защита вопросов местной автономии, свободного развития языка и литературы, «необходимых для сохранения их народной оригинальности»[24].

При этом в литературе путешествий часто подчеркивалась национальная неоднородность испанцев. Это во многом определило то, что русские путешественники наделяли жителей разных областей своим устоявшимся набором характеристик. В результате у Вас.И. Немировича-Данченко в «Очерках Испании: Из путевых воспоминаний» и «Край Марии Пречистой: Очерках Андалузии», каталонцы предстают наиболее образованными, предприимчивыми и трудолюбивыми среди испанцев; галисийцы отличаются упрямством и глупостью, но в то же время и честностью, кастильцы – мрачностью и высокомерием, арагонцы – сдержанностью, невозмутимостью и гордостью, андалузцы – веселым нравом и страстью к хвастовству. В ряде областей Испании был развит также так называемый местечковый патриотизм, который доходил до того, что жителей других местностей считали чуть ли не иностранцами.

При анализе причин роста сепаратистских настроений в русской литературе называлась также разница в социально-экономическом положении провинции и центра. «Каталонец и камень превратит в хлеб» - говорила пословица. Подтверждением тому служили, по мнению С.Подолинского, засеянные пшеницей дикие скалы, «огороженные каменными стенами». Хотя первенство Каталонии обнаруживалось не только в хлебопашестве, но и в фабрично-промышленном и торговом отношениях. Здесь сложилась активная буржуазия и зажиточный средний класс, которые культивировали труд, бережливость, индивидуальные усилия и были заинтересованы в протекционизме, политической свободе и т.п. В восприятии С.Подолинского каталонцы предстают самыми трудолюбивыми и самыми искусными работниками в Испании[25],  в то время, как в остальной Испании господствовал прежний образ жизни и прежние ценности, являвшиеся тормозом в ее развитии. Центр сдерживал развитие, а выгоды централизации в те годы проявлялись слабо.

В результате две системы неизбежно приходили в столкновение, что  проявлялось в антиправительственных выступлениях. Одним из самых значительных стало июльское восстание 1909 г. в Каталонии, поводом к которому явился декрет правительства о наборе резервистов в армию в связи с войной в Марокко. По мнению журналиста А.Вернера, присутствовавшего там непосредственно после событий, восстание сразу приняло антиправительственный и антирелигиозный характер и предоставило реальный шанс получить автономию для Каталонии революционным путем. Во время восстания проявилась также особая ненависть к духовенству: восставшие поджигали и разрушали церкви, монастыри. Такой взрыв ненависти к местам культа был первым в Испании, что, по мнению очевидцев событий из России, служило предостережением для властей и духовенства. В оппозиции к власти находились также местные социалисты и анархисты, главным средством борьбы которых выступал террор. Такого рода идеи пользовались популярностью и в «мятежной» Каталонии. Каталонская буржуазия из-за страха не поддержала восставших, и народное выступление было жестоко подавлено. В результате, как считали сочувствовавшие выступлению русские журналисты, возможность была упущена, поскольку не нашлось той силы, которая возглавила бы народные массы^[26].

Таким образом, представление наших соотечественников об Испании как о стране отсталой, обремененной многими проблемам, при соприкосновении с реальностью не опровергалось. Русские путешественники находили очевидные подтверждения правдивости того образа Испании, который сформировался в России к середине XIX в. Тем не менее, этот негативный образ по мере лучшего узнавания страны постепенно менялся. Оптимизм внушало, прежде всего, бурное развитие северо-восточных регионов страны, которые «тащили» за собой всю Испанию. Кроме того, сам факт осознания испанским обществом своей отсталости и бедственного положения, выливавшийся в национальные, крестьянские  и рабочие восстания и  проявившийся в философии так называемого «поколения 1898 года» - свидетельствовал о стремлении испанцев к модернизации своей страны.

На этом фоне все более четко прослеживалась тенденция развенчания поэтического образа Испании. Это, правда, в наименьшей степени относилось к особенностям испанского национального характера и менталитета: здесь прочно господствовали стереотипы, что было вполне объяснимо, поскольку недолгое время пребывания в чужой стране не позволяло вникнуть во все тонкости и нюансы национального характера. Не случайно, Ю.Я. Соловьев признавал что «испанская жизнь весьма своеобразна», и «лишь после нескольких лет жизни в Испании начинаешь разбираться в характере и мировоззрении испанцев»[27].  Поэтому русским путешественникам приходилось в большей степени опираться на мнение авторитетных людей, авторов популярных путеводителей, а также на представления самих испанцев о себе. Тем не менее, в целом, литература путешествий всего периода второй половины XIX – начала XX в. характеризуется пристрастно доброжелательным отношением к испанцам, глубокой симпатией к своеобразным чертам испанской натуры (а именно: неиссякаемой энергии, «нестесненности выражения ощущений», «добродушию, без малейшей приторности и без тех подозрительных приправ, которые так свойственны наиболее цивилизованным людям»)[28].

В целом, собирательный образ Испании, который сложился к началу ХХ в. в России, свидетельствовал о своеобразном «расколе» (по А.С. Ахиезеру)[29] внутри испанского общества между «вестернизированной» элитой и народной «почвой», между различными этнокультурными традициями, носители которых вынуждены были, тем не менее, находиться в постоянном контакте. Русскими авторами была верно отмечена незавершенность процесса синтеза внутри данной цивилизационной системы, что превратилось в постоянно действующий фактор, в качественную характеристику цивилизации «пограничного» типа, к которой принадлежит Испания.