Филатов Павел Владимирович. Культура заключения брака в России конца XVI - начала XVII веков по воспоминаниям современников-иностранцев


 

Одной из культурных универсалий являются брачно-семейные отношения, поэтому для иностранца, посещавшего Россию в указанное время, не составляло особого труда понять и описать, что же он видит (или что ему рассказывают), наблюдая проявления культуры заключения брака. Отсюда можно сделать предварительный вывод, что подобные наблюдения, описания и рассуждения иностранцев являются достаточно достоверными, что, конечно, не исключает трудностей перевода, а также  необходимости компаративного анализа и критики источника. Однако, нарративный, в частности, мемуарный исторический источник указанного времени, является для нас и источником исследовательских проблем.

Анализируя его, легко можно найти отражения (или искажения) в нем элементов иной (нас интересует русская) культуры, описанных автором, в данном случае, культуры заключения брака, но очень непросто найти в нем отражение самого автора, его   размышлений, а ведь именно это очень важная часть исследования. Именно не описывая, а анализируя автор обнаруживает себя, особенности собственной личности, а таковые особенности помогают воссоздать особенности того образа иной культуры, который автор создает сначала для себя, а затем и для других, поскольку подавляющеее большинство читатетей автора не имело возможности непосредственно наблюдать то, что он описывал. Более того, в указанное время наблюдалось взаимовлияние авторов, поэтому частное парадоксальным образом становилось общим, тиражировалось.

Рассматривая вопрос об отражении культуры заключения брака в России конца XVI-начала XVII века в иностранных источниках частного характера, можно выделить два взаимосвязанных параметра исследования. Во-первых, соответствие описаний действительности. Во-вторых, оценки, интерпретации, выводы, существенным образом влияющие на создание культурного образа (это, напомним, важно тем, что он тиражировался, иначе, например, творение Джилса Флетчера не было бы запрещено в Англии с 1591 и забыто до 1625 года, как вредное для торговых отношений). Следует отметить, что, в силу специфики источников, в поле нашего зрения при исследовании данного вопроса оказываются, в основном, жители городов, в частности, столицы.

Достаточно обширный материал, ценный потому, что в нем есть не только описания, но и комментарии, размышления, мы находим в сочинении Дж. Флетчера «О государстве русском». Флетчер, в частности, пишет, что брачные обряды у русских отличаются от «обрядов в других странах»[1]. Однако, венецианец Марко Фоскарино уточняет, что «простолюдины и крестьяне» в Московии «соблюдают то, что и Греки, и с теми же обрядами»[2]. Отличаются определенными особенностями брачные обряды (по Фоскарино) у «huomini honorati», знатных людей, в первую очередь, царя. Скорее всего, Фоскарино в отношении «простолюдинов» говорит примущественно о церковных обрядах  (чин браковенчания православной церкви венецианец Фоскарино мог знать вследствие контактов с греками). Как особенность брачных обрядов при царском дворе Фоскарино отмечает выбор невесты – одной девушки из многих. Флетчер утверждает, что «Слова, произносимые во время совершения брака (в церкви – П.Ф.), и другие, соблюдаемые при этом обряды весьма сходны с нашими, не исключая и того, что невесте также подают кольцо»[3], такик образом, в части описания церковных обрядов он подверждает их сходство с церковными обрядами других христианских народов.  

Отличаются от принятых в Европе в основном, не церковные, а традиционные народные обряды, связанные с заключением брака. Флетчер подробное описание русских брачных обрядов, которые считает отличающимися от аналогичных обрядов других стран (надо полагать, стран Западной Европы). Что же кажется почтенному доктору теологии и права особенным в русских брачных обрядах?

По словам сэра Флетчера, жениху запрещается видеть невесту «во все время, пока продолжается сватовство». Главным действующим лицом в сватовстве является не жених, «…а мать его, или какая другая пожилая его родственница, или знакомая». Если стороны договорились, «…отцы с обеих сторон, или заступающие их место (вероятно, имеются в виду посаженные отцы – П.Ф.), с другими близкими родственниками, сходятся и говорят о приданом, которое бывает весьма значительно, смотря по состоянию родителей, так что нередко какой-нибудь торговец (как они называют их) дает за своею дочерью 1000 рублей или более». Отсюда ясно, что Флетчер повествует о состоятельных горожанах (либо горожанине), хотя, в целом, его описания справедливы для различных слоев русского общества указанного времени.

По словам Флетчера, «От мужчины никогда не требуется и вовсе у них не в обычае, чтобы он делал какой-нибудь дар в виде вознаграждения за приданое»[4]. Фоскарино с удовлетворением («о чем, по правде сказать, я совсем не сожалею») отмечает, что в России  «…женщины удостаиваются мужчинами, а не мужчины женщинами, как у нас»[5].

Далее, по описанию Флетчера, когда стороны договорились о приданом, они пишут взаимное обязательство о его выдаче и о совершении брака в назначенный день. Кроме того, отец и родственники невесты обязаны удостоверить жениха в ее «непорочности», дабы не допустить в дальнейшем «ссор и тяжб» по этому вопросу. Епископ Павел Иовий еще более подробно исследует этот вопрос (правда, исключительно применительно к царскому двору). Он пишет, что «Московские Государи, желая вступить в брак, повелевают избрать из всего Царства девиц, отличающихся красотою и добродетелию и представить их ко двору. Здесь поручают их освидетельствовать надежным сановникам и верным боярыням, так что самые сокровенные части тела не остаются без подробного рассмотрения»[6].

Но вернемся к повествованию Флчера, который пишет, что когда преговоры о свадьбе окончены, жених с невестой, хотя и не видятся друг с другом, посылают друг другу подарки. Накануне дня свадьбы, невесту отвозят в дом жениха, с ней отправляют приданое и кровать, «на которой будут спать молодые, потому что кровать всегда доставляется со стороны невесты и обыкновенно бывает очень роскошно отделана и стоит больших денег. Здесь невеста ночует со своей матерью и другими женщинами, но жених не встречает и даже ни разу не видит ее»[7].  В день свадьбы, на невесту надевают «покрывало из тонкого вязанья или полотна, которое накидывается ей на голову и опускается до пояса (вероятно, речь идет о фате – П.Ф.)».  

Из дальнейшего описания мы должны заключить, что обряды, совершаемые во время браковенчания в русской церкви все-таки отличались, несмотря на сходство, от европейских, иначе Флетчер ограничился бы только приведенным выше замечанием об их сходстве. Видимо, мы имеем дело с взаимопроникновением, аккультурацией христианской, церковной и народной культур заключения брака, отмеченной иностранцем, вне зависимости, наблюдал он это сам или знал понаслышке.

Итак, вот описание обряда венчания: «Как скоро она (невеста – П.Ф.) его (кольцо – П.Ф.) наденет и провозглашены будут слова брачного союза, руку ее соединяют с рукой жениха, который все это время стоит по одну сторону аналоя, или стола, а невеста по другую. Когда таким образом священник свяжет брачный узел, невеста подходит к жениху (стоящему у самого конца аналоя) и падает ему в ноги, прикасаясь головой к его обуви, в знак ее покорности и послушания, а жених накрывает ее полой кафтана, или верхней одежды, в знак обязанности своей защищать и любить ее. После того жених и невеста становятся рядом у самого конца аналоя, и здесь к ним подходит сперва отец и другие родные невесты, кланяясь низко жениху, потом родные жениха, кланяясь невесте, в знак будущего между ними свойства и любви. Вместе с тем отец жениха подносит ломоть хлеба священнику, который тут же отдает его отцу и другим родственникам невесты, заклиная его перед Богом и образами, чтобы он выдал приданое в целости и сполна в назначенный день и чтобы все родственники хранили друг к другу неизменную любовь. Тут они разламывают хлеб на куски и едят его в изъявление истинного и чистосердечного согласия на исполнение этой обязанности и в знак того, что будут с тех пор как бы крохами одного хлеба или участниками одного стола»[8]. Эта церемония весьма отличается от установленного церковью чинопоследования браковенчания, в ней больше именно народной символики – подчинение жены мужу, пожелания благополучия, плодородия, хотя, конечно, эти символы связаны и с христианством (особенно упомянутое совместное съедание хлеба, ярко иллюстрирующее взаимопрониконовение церковной и народной традиции в России – с одной стороны – хлеб является народным символом багополучия и богатства, с другой – символом христианского причастия, кроме того, в XV веке новобрачным прелагалась в церкви анафора[9]).

Далее Флетчер описывает встречу родствениками на паперти жениха и невесты. Жених выводит невесту за руку, их встречают на церковной паперти родные с «кубками и чашами, наполненными медом и русским вином (видимо, имеется в виду водка – П.Ф.)»[10]. Жених пьет за здоровье невесты, невеста – за здоровье жениха. «По возвращении из церкви жених идет не к себе домой, а в дом к своему отцу; так точно и невеста отправляется к своим, и здесь оба угощают порознь своих родственников. При входе в дом жениха и невесты на них бросают из окон зерновой хлеб в знак будущего изобилия и плодородности»[11]. Итак, мы можем предположить, что Флетчер делает свое описание наблюдая частный случай, либо услышав чей-либо рассказ. В его описании жених имеет свой дом, видимо, имеется в виду кто-то из состоятельных горожан, как уже предполагалось выше, когда я упоминал о сумме приданого. Отдельное от родителей жилье мог позволить себе далеко не каждый. Также мы можем наблюдать в данном описании народную символику брака – зерно выступает символом изобилия и плодородия (хотя подобный обычай встречался, по указанию Н.И. Остроумова и в церковных требниках[12]).

«Вечером невесту привозят в дом отца женихова, где она и проводит ночь, все еще не снимая покрывала с головы. Во всю эту ночь она не должна произносить ни одного слова (ибо так приказывается ей по особому преданию матерью ее и другими пожилыми женщинами из ее родственниц), дабы жених не мог ни слышать, ни видеть ее до другого дня после брака. Также в продолжение трех следующих дней не услышишь от нее ничего, кроме нескольких определенных слов за столом, которые она должна сказать жениху с особенной важностью и почтительностью. Если она держит себя иначе, то это считается для нее весьма предосудительным и остается пятном на всю ее жизнь, да и самим женихом вовсе не будет одобрено»[13]. Следовательно, в продожение, по крайней мере, двух дней свадьбы,  невеста, в соответствии с описанием Флетчера, остается невинной, ведь она не снимает фату, являющуюся символом девственности[14] (хотя, судя по Домострою, в половые отношения жених с невестой вступают в первую же ночь свадьбы – «…обручать и венчать, и вечерню в сенцах служить, да и назавтра, как выйдет новобрачная из бани…», после брачной ночи[15]). И, одновременно, она должна продемонстрировать покорность своему жениху, который, пребывая в доме родителей и не касаясь невесты, еще не имеет статуса мужа, как, впрочем, и невеста, не снявшая фаты, не имеет статуса жены.

«По прошествии трех дней супруги отправляются в свой собственный дом и дают общий пир своим родным с обеих сторон. В день свадьбы и во все время празднеств  жениха величают молодым князем, а невесту молодою княгинею»[16]. Таким образом, в процессе свадебных праздеств, жених приобретает статус мужа, а невеста статус жены. Н.И. Остроумов отмечает: «Жених и невеста в свадебных пъснях и хороводных играх, обычно, называются „князем" и „княгинею". Это название древнее: оно означает чисто родовое понятие, служит отражением родового быта, так как молодые, вступая в брак, становятся хозяевами, начальниками имеющего произойти от них рода. Самая свадьба в народных песнях нередко называется „княжьим пиром", „княженецким столом".У народа немало существует присказов— причетов, приуроченных к свадебному веселому пиру; в них жених называется „князем", а невеста—„княгинею"»[17].

Некоторые интересные наблюдения можно найти у Жака Маржере: «она (невеста – П.Ф.) остается закрытой (фатой-П.Ф.) до завершения свадьбы, после чего они идут в баню[18] или если не идут туда, то обливаются с головой ведром воды, так как без этого чувствуют себя оскверненными, следуя в этом евреям и туркам. Им нужно получить благословение священника или монаха, прежде чем войти в церковь или даже предстать перед любой иконой, которые каждый имеет во множестве у себя в доме, и так поступают каждый раз после того, как проведут ночь с женой»[19]. Итак, настоящими мужем и женой новобрачные становятся по окончании брачных торжеств. Вступление их в собственно супружеские (половые) отношения сопровождается определенными обрядами, отражающими народно-христианские взгляды на половые отношения (что, кстати, говорит либо о целомудрии и искренней вере, либо, напротив, о народно-магических взглядах русских на половые отношения, парадоксальным образом связанных, в свою очередь, с христианством).

Основной вывод, который мы можем сделать из нашего небольшого исследования, состоит в том, что свидетельства иностранцев, при всей их неоднозначности (например, в вопросе нравственного состояния российского общества указанного времени), указывают на действительное существование аккультурации христианской и народной культуры в России. Конечно, подобные данные можно получить, изучая, например, Домострой. Но описания иностранцев, сделанные по результатам непосредственных наблюдений, либо разговоров с русскими, могут дать более детальную картину того, как правила Домостроя или традиция, предание воплощались в конкретных элементах социальной практики, в нашем случае в брачно-семейной культуре русского общества.

 


[1] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С.143.

[2] Марко Фоскарино. Донесение о Московии // Донесение о Московии второй половине 16 века. М. Императорское общество истории и древностей Российских. 1913. С.9-10

[3] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С.144.

[4] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С.143.

[5] Марко Фоскарино. Донесение о Московии // Донесение о Московии второй половине 16 века. М. Императорское общество истории и древностей Российских. 1913. С.9-10

[6] Павел Иовий. Посольство от Василия Иоанновича, великого князя Московского, к папе Клименту VII-му //Библиотека иностранных писателей о России. Т 1. СПб. 1836.С.52.

[7] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С.144.

[8] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С.144-145.

[9] См. Остроумов Н.И. Свадебные обычаи в Древней Руси. Тула, 1905. С.40.

[10] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С. 145.

 

[11] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С. 145.

[12] Остроумов Н.И. Свадебные обычаи в Древней Руси. Тула, 1905. С.64-65.

[13] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С. 145.

[14] Михалева А. Визуальная культура девичества // «Аналитика культурологии» (электронное научное издание). Выпуск 2 (20), 2011 // http://analiculturolog.ru/journal/new-number/item/723-visual-culture-nee.html

[15] Книга глаголемая Домострой //http://nesusvet.narod.ru/books/domostroy.htm

[16] Дж. Флетчер. О государстве русском. М., 2002. С. 145-146.

[17] Остроумов Н.И. Свадебные обычаи в Древней Руси. Тула, 1905. С.37

[18] См. Книга глаголемая Домострой //http://nesusvet.narod.ru/books/domostroy.htm

[19] Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. М. Институт истории РАН. 1982. С.164