• Главная
• О семинаре
  • История Семинара
  • Оргкомитет
  • Правила пользования сайтом
  • Модераторы
  • Часто задаваемые вопросы
• Мероприятия
  • Текущее
  • Архив
• Библиотека
  • Издания семинара
  • Отчеты о мероприятиях семинара
• Участники
  • Вход
  • Список участников семинара
  • Регистрация
  • Дополнить \ Редактировать
• Ссылки

Блохин Валерий Федорович. Английская пресса о политике России на Балканах (1877–1878 гг.)

Восприятие общественным мнением европейских стран российской самодержавной монархии как отсталого государственного режима являлось основой для большинства публикаций в английской печати, активно освещавшей события на Балканах.

В январе 1877 г. петербургская газета «Гражданин» констатировала: «Вообще интерес в Англии к России ежедневно возрастает, и Славянский вопрос, кажется, не охладил, а усилил этот интерес»[1].

Участие английского государства в процессе разрешения назревшего конфликта предполагало активное дипломатическое воздействие на противостоящие в нем Россию и Турцию. Печать в свою очередь в целом разделяла эту политическую линию.

С началом военных действий английская пресса проявила благоразумие и осторожность. Например, газета «Times» заявила, что нейтральные государства легко могут быть вовлечены в войну, «поэтому с самого начала следует соблюдать величайшее благоразумие, так как ничто не может быть опаснее диких возбуждений и слепых угроз, и наша страна должна показать пример спокойной обдуманности»[2].

Однако очень скоро, по мере развивающегося успеха в действиях русской армии, тон публикаций резко изменился. «Видите этот страшный колосс*, русский медведь всё одолеет, для него нет непреодолимых преград»[3]. «Биржевые ведомости» в мае 1877 г. цитировали английскую «United Service Gazette», считавшуюся органом офицеров английской армии и чиновничества: «Пожалуй, опасаться вторжения русских в Индию неосновательно, но, тем не менее, надо принять меры против не менее опасного с ее стороны намерения «moral invasion» (нравственного вторжения)[4]. Новый термин, определяющий отношения с Россией, получил, по словам корреспондента газеты, широкое распространение в политических кругах Англии.

С начала военных действий России против Порты в английской печати стала пользоваться большой популярностью концепция «варваров у порога цивилизации». Причем упор делался не только на российскую государственную систему, но и на общее неприятие со стороны россиян европейских порядков. Например, говоря о российских рядовых солдатах, участвовавших в русско-турецкой войне, английский корреспондент «Daily News» заявлял, что те «не могут выносить англичан и немцев, потому, что они кажутся им слишком серьезными, и у них есть безотчетная укоренившаяся неприязнь к обеим нациям»[5]. Граф Эльхо в парламенте задал риторический вопрос: «Какое зрелище может быть чудовищнее полуварварской, деспотической России, воюющей во имя цивилизации и свободы?»

Газета «Morning Post» регулярно подчеркивала разницу в степени цивилизованности между Россией и Турцией в пользу последней. В газетных публикациях содержались намеки на то, что Петербургом в разгоравшемся конфликте движет не что иное, как зависть перед тенденцией Порты к саморазвитию.

Фактологическая основа, доказательность, надежность источников, благодаря активному использованию собственных корреспондентов на местах событий, делали материалы английских газет похожими на отражение реальной действительности. Однако более важным для них было то, что периодические издания в качестве основных приоритетов выдвигали на передний план интересы английского общества. Это было необходимо делать по той причине, что события на Балканах не затрагивали повседневных проблем простых англичан. «С-Петербургские ведомости» подмечали: «Прежде дело, а затем чувство, прежде ум, а затем сердце, прежде расчет, затем симпатия. Англичанину некогда гнаться за идеалами; он слишком занят действительностью, чтобы преследовать иллюзии»[6].

Неприязнь в отношении Англии усиливалась не только в России, подогреваемая беспокойством и сомнениями относительно курса, который может принять это влиятельное государство. Однако, по мнению известного английского журналиста А. Форбса, у каждого британца существовало чувство определенного удовлетворения в понимании этого беспокойства людей из других стран. Объяснение причин тому выглядит как минимум оригинальным: «Конечно, все британцы предпочли бы, чтоб их страна была предметом всеобщей и горячей любви, но за неимением этого это чувство намного приятнее нашему самолюбию, чем презрение или игнорирование, – рассуждал публицист. – "Хвали меня или ругай меня", – услышал я однажды, как артист сказал критику, – мне все равно, что из двух, но, пожалуйста, не оставь незамеченным»[7].

Английские корреспонденты не скрывали своих симпатий и антипатий в развернувшемся конфликте. От объема, частоты публикаций официальной информации, отражавшей те или иные события, от периодичности использования высказываний общественности по их поводу, от наличия и объема аналитических материалов, связанных с размещаемыми сведениями зависела оценка роли того или иного издания: выступает ли оно в качестве субъекта управления или объекта, на который направлено управляющее воздействие официальных структур. Однако, даже выступая в качестве самостоятельной ветви власти («четвертая власть»), пресса полностью была зависима от общественного мнения и стремилась к его достаточно полному отражению.

Участник русско-турецкой войны, будущий военный министр А.Н. Куропаткин, говоря о содержании публикаций в зарубежной печати, отмечал: «В Европе громче всех раздаются крики нашего "национализма", который хочет разрушить Турцию, разрушить Австрию, разгромить Германию, забрать Царьград, при случае, пожалуй, и Индию»[8]. Турецкая империя, которая находилась на грани своего развала, представлялась английским читателям газет в качестве страны, которая, в отличие от России, способна к изменениям, конечно же, под непосредственным воздействием со стороны Англии. Английские газеты постоянно подчеркивали, что в России нет и тени общественного мнения, лишь изредка (чаще в «Times»), скорее для проформы ссылаясь на мнение «Голоса» или «Московских Ведомостей», да и то, утверждая, что обе эти газеты являлись правительственными органами.

Общая сдержанность английской печати по отношению к России после начала ею военных действий вызвала определенное замешательство. По общим предположениям, объявление Россией войны должна была быть встречена гораздо более ожесточенной пропагандистской кампанией в прессе. Однако причина этой благосклонности и миролюбивого тона вскоре была найдена: английское правительство обратилось к парламенту с просьбой об увеличении бюджетных средств на военные расходы. Поскольку не только в Европе, но и в Англии многие видели в этом шаге угрозу возможной войны, то он не вызывал одобрения в обществе, которое в этой ситуации следовало успокоить. Вот почему большая часть английской прессы демонстрировала свое миролюбие в отношении депеш российского канцлера и факта перехода русской армии через Дунай[9].

Переход русской армии через Балканы вызвал новый всплеск негативного отношения к России в английской печати. Например, специальный орган премьера Биконсфильда газета «Standard» 7 июля 1877 г. заявила, что «необходимо объяснить русским, прежде, чем они дойдут до Адрианополя, что у ворот турецкой столицы они встретят силы Англии»[10]. По мнению «Economist»: «Успехи русского оружия могут повлечь за собой приобретение Россией Армении и части территории Балканского полуострова, временное или даже окончательное занятие Константинополя, открытие для русского военного флота пути в Средиземное море через Дарданеллы, выдачу России турецкого броненосного флота и т. п. Все эти комбинации рассматриваются Англией как весьма неблагоприятные для английских интересов»[11].

Английская пресса стала представлять помощь России балканским народам исключительно как «макиавеллистскую политику», за которой скрываются завоевательные планы. Из английской печати следовало, что «Россия претендует на основание великой империи славянской расы, которая простиралась бы от северной части студеного моря до знойного Персидского залива и от Эльбы почти до Гималаев – Панславянской империи в 550000000 душ с центром в Константинополе»[12]. Газеты были полны нелепых слухов. Например, публиковалась телеграмма, в которой сообщалось о раскрытии заговора о взрыве Константинополя, в «Daily Telegraph» сообщалось, что турки вырезали треть русской армии[13].

Газеты отказались от критических дискуссий и приступили к активному манипулированию общественным мнением, формировали психологическую атмосферу в обществе, предлагая заранее подготовленные варианты осмысления событий Балканского кризиса. При этом общественное мнение выступало вовсе не в качестве конечной инстанции публицистического воздействия. Итогом должны были стать необходимые действия внешнеполитического ведомства Англии в отношении России. Более того, зазвучали призывы к европейским государствам: «Что же касается Босфора и Дарданелл, то давно всем известно, что Россия ищет расширения своих прав в этом отношении, и те, кто полагает, что она не поднимет этого вопроса, воображают, что она воюет по-пустому. Мы готовы и всегда были готовы выслушать заявление Россией этих прав, и когда она их заявит, европейским державам придется подумать, какой следует дать ответ»[14].

В октябре 1877 г. «Pall Mall Gazette» вынуждена была признать, что после битвы под Карсом «русские не только будут иметь возможность удержать за собой приобретенные ими выгоды, но и получат новые». Далее газета продолжала в присущем ей духе: «Англичанам нечего радоваться этой победе, она только придаст России больше охоты продолжать войну до тех пор, пока она совершенно не выгонит турок из Европы, а затем ей скатертью дорога в Индию»[15]. Вторила ей газета «Standard»: «Победа эта должна оживить в Англии опасения, от которых она напрасно поторопилась отказаться»[16]. «Morning Post», «Standard», «Daily Telegraph» не скрывали своих воинственных позиций: «Долго ли мы будем оставаться в бездействии, – вопрошала «Morning Post», – в то время как Турция погибает под ударами превосходного в силах неприятеля? Необходимо принять энергичные меры немедленно, потому что в дело замешаны английские интересы и, конечно, нельзя ожидать, чтобы их вздумали защищать Германия, Франция, Австрия или Италия; единственной нашей союзницей является Турция, и мы должны помочь ей, пока еще не поздно»[17].

Российская газета «Гражданин» передавала возмущение, царившее в российских общественных кругах, по поводу содержания публикаций европейской печати: «Когда же тон иностранных газет и даже депеш перестанет быть относительно России оскорбительным? Для них мы та же, зависящая от Европы, от Англии или Австрии – Турция, случайно только победившая на поле битвы. Англия обещает Турции потребовать от России скорого мира, Турция требует, чтобы Россия сделала то-то, русское правительство просило Порту прислать уполномоченных для переговоров, Австрия объявила, что условий мира Россия не может предъявить Порте без предварительного согласия Европы вообще, и Австрии в особенности, и т. д. Вот слова и вот тон, которыми ежедневно говорят о России австрийские и английские газеты, и о которых "Международное агентство" сообщает нам с тщательной точностью резюме в депешах»[18].

Говоря о предвзятости корреспонденций в английских газетах, в первую очередь имелись ввиду компрометирующие материалы, внедряемые через средства массовой информации в среду политической элиты или в сферу международного общественного мнения. Одним из постоянных сюжетов на страницах английских газет становится изображение жестокостей, чинимых русской армией в отношении мирных жителей на территории, принадлежавшей Турецкой империи.

Публикации английской печати, в которых регулярно говорилось о «злодействах над женщинами, детьми и мертвыми мусульманами», в соответствии с поставленными задачами, привели к крайне враждебному настроению против России: «…тори за то, что мы бьем турок, виги – что даем резать христиан, взявшись их защищать», – отмечал в своем письме Н.П. Игнатьев[19]. Трубные призывы «газетных фанфар» возвестили начало широкой антироссийской кампании, развернувшейся в английском обществе. По словам английского военного представителя в России Уэлсли, «в Лондоне в театрах требуют, чтобы играли "Боже царя храни", чтобы всякий раз освистать, а затем заставляют играть турецкий гимн, покрывают его аплодисментами»[20]. Даже публикации авторитетного «Times», в которых говорилось о том, что о русских зверствах доказательств никаких не имеется, что «всему свету известно, что турки резали мужчин и беззащитных женщин и детей, ибо тела их были найдены тысячами»[21], не возымели широкого действия.

Война с ее несправедливостями, смертью, разрухой и нищетой, неминуемо влечет за собой жестокость со стороны обеих воюющих сторон. Н.А. Бердяев, рассуждая о психологии и смысле войны, отмечал, что в сострадательном пафосе всегда есть доля бессознательного лицемерия[22]. В позиции многих печатных органов европейских стран лицемерие было вполне осознанным. Всякое крупное политическое событие несет в себе противоречивые черты и от интерпретации в печати зависит, какая из противоречивых его сторон окажется перед глазами читающей публики.

Однако следует отметить, что определенная упорядоченность, направленность и однозначность сообщений в газетах о характере русско-турецкой войны могла оказать сильное информационное воздействие на читателя тогда, когда эти сведения соответствуют его собственным установкам. Об этом говорил в августе 1877 г. в своем письме из Бельгии литературный критик П.В. Анненков: «Страшные вещи происходят в Турции, но страшнее их всеобщая, европейская радость от наших неудач. Точно от кошмара все освободились и вздохнули свободнее, получив возможность думать, что Россия совсем не могущественная и первостепенная держава. <…> Я уже перестал говорить с здешними обывателями и наезжими немцами, которые тоже в восторге, что у нас нет порядка и генералов, похожих на их порядки и штабы и таскаю только с собой свою горькую и беспощадную думу и тоску»[23].

Между тем, русские, находившиеся на турецкой территории, давали слишком мало поводов к разговорам об их жестокостях. Так, по сведениям В.В. Крестовского, количество преступлений в русской армии, повлекших высшую меру наказания, составило всего только четыре случая. Приняв в соображение десятимесячный период времени и свыше двухсоттысячное число нашей действующей армии, эти четыре случая достаточно красноречиво говорят в пользу дисциплины и вообще нравственности наших военнослужащих <…> самая придирчивая оценка, основываясь на таких цифрах, не могла бы укорить нашу армию в недостатке дисциплины и нравственности»[24]. Однако эта статистика все же мало объясняет все проблемы, возникавшие в ходе военных действий.

Александр II вынужден был распорядиться передать английскому правительству через военного представителя в России Уэлсли, который послал об этом телеграмму лорду Дерби, что поведение турок неминуемо вызовет ожесточение среди русских солдат. Российский император настаивал на том, чтобы до правительства Великобритании была доведена правда относительно поведения русских войск и о жестокостях, совершаемых над болгарским населением турецкой армией, о распоряжениях Порты, сознательно разорявшей свое мусульманское население.

«Могут быть, конечно, частные случаи злодейства или нанесенных ран в общей свалке, но русский человек мертвого, беззащитного, а тем менее женщину или ребенка бить и резать не станет», – утверждал Н.П. Игнатьев[25]. Английские корреспонденты, находившиеся в расположении русских войск, свидетельствовали, что русские солдаты отличались «удивительным великодушием» по отношению к раненым и мирным туркам. Так, Арчибальд Форбс констатировал уважительное отношение в русской армии к турецкой армии под Плевной: «…как по сигналу тон русских как военных, так и гражданских, по отношению к туркам изменился, чьи зверства полностью забыты из-за их военного умения»[26]. Дань вежливости отдали командовавшему обороной крепости Плевна Осман Паше*.

Однако буквально каждый день войны приносил новые факты, которые можно было интерпретировать в зависимости от тех целей, которые ставили перед собой корреспонденты газет и журналов, а турецкое командование делало все возможное для того, чтобы обвинить русскую армию в преднамеренной жестокости. Так, по словам Н.П. Игнатьева, в Главной квартире турецкой армии в Шумле, 19 корреспондентам европейских журналов показали каких-то несчастных, потерпевших, вероятно, от черкес, а, может быть, и от болгар, и убедили их подписать обвинительный протокол против России[27].

Вопрос о мнимых зверствах, совершаемых русской армией, обсуждался в английском парламенте. «В Палате общин даже был сделан запрос о том, назначено ли следствие для того, чтобы удостовериться в истине разных утверждений о действиях русских войск в занятых ими частях турецкой территории. <…> Но во всем этом деле в высочайшей степени знаменателен тот факт, что в английском парламенте мог быть поставлен таким образом подобный нелепый вопрос. Из него заключить бы можно, что в Англии есть еще люди сомневающиеся. Нет! Мы уверены, что тут даже и сомнения не было в том, что турки лгут, а в этом заявлении проявлялось только одно желание раздуть это дело перед лицом Европы и показать, что русские, мол, не лучше турок»[28]. Газета «Times» посвятила этому вопросу передовую статью, в которой отрицала основательность обвинений в жестокостях, объявила их голословными и лишенными всяких доказательств. По мнению газеты, «Порта старается обвинить Россию, приписывая ей еще большие зверства, чтобы этим прикрыть свои собственные неистовства»[29].

В сентябре 1877 г. эта же газета опубликовала размышления полковника Брэкенбери, долгое время находившегося при русской армии. Он заявлял, что развитое английской печатью нерасположение к России, эксплуатируемое английским правительством, легко могло ввергнуть нацию в опрометчивую войну: «Но, к счастью, близка уже минута, когда здравый смысл восторжествует в Англии над предвзятыми идеями; реакция уже близка. Общественное мнение начинает оправдывать русскую армию от обвинений в жестокости, на нее взводимых, и скоро у нас сознают, что хотя в настоящую минуту Россия действует, может быть, резко и не с надлежащим умением берется за дело, но, тем не менее, цель ее честна и благородна, и что когда она достигнет этой цели, успех ее будет также благотворен для Англии, как и для человечества вообще»[30].

После падения Плевны в ноябре 1877 г. проблема английского вмешательства в события русско-турецкой войны вновь заняла ведущее место на страницах английских газет. Однако характер и степень вмешательства рассматривался ими по-разному: «Times» последовательно в трех статьях с веской уверенностью оповещает: «Турки должны знать, что мы (англичане. – Авт.) драться за них не будем». По мнению газеты, обязанность английского правительства заключается в том, чтобы вразумить Порту и убедить ее принять русские условия, как бы они тяжелы ни были, иначе Порта обрекает себя на окончательную погибель[31]. «Times» доказывал, что Турция в Европе никому не нужна; что если она вынудит Россию продолжать войну, то сила русских будет ежедневно возрастать, число их союзников увеличиваться, а силы и друзья турок таять. Англия же не вступится, поскольку «она никогда не пускается в предприятия, не обещающие успеха»[32].

Газета выражала надежду, что результаты, к которым привела война, будут признаны Европой за свершившийся факт и что в этом, и только в этом смысле, английское правительство может предложить посредничество. Газета уповала на то, что турки, наконец, поймут необходимость подчиниться силе событий и требованиям Европы[33], с грустью говорила о том, что придется, вероятно, примириться с обращением Болгарии в вассальное государство с иностранным, но только не русским принцем во главе, с независимостью Сербии и Румынии и с нейтрализацией проливов[34].

Схожая позиция относительно британского вмешательства была характерна для публикаций «Daily News».

Специальный печатный орган английского премьера «Standard», хотя и советовал Великобритании зорко следить за движениями русских и за Балканами, но не требовал немедленного «крестового похода». Напротив, газета выступила за то, чтобы английское правительство «употребило все усилия для примирения воюющих»[35]. Впрочем, примирительный тон издания был, главным образом, вызван трезвой оценкой военных сил Англии.

В свою очередь «Daily Telegraph» выражал надежду, что победитель не будет очень строг к побежденному, и советовал «друзьям-туркам» не упрямиться, а согласиться на все требования, направленные на улучшение положения христианских провинций. Однако «автономию Болгарии, разоружение крепостей, принадлежащих султану, уступку России Батума или Карса, исключительное пользование Россией Дарданеллами и Босфором» газета объявляла праздными мечтаниями России, о которых не стоило даже лишний раз говорить.

Начало 1878 г., знаменовавшееся заключением перемирия между Россией и Турцией, принесло новые настроения в печати. В Англии, благодаря газетам, широко распространился слух о том, что российские власти намерены выселить из Болгарии всех мусульман. Поводом послужили сообщения российской печати о том, что рассматривался проект выселения с этой территории турецких чиновников, баши-бузуков и черкесов[36]. Газеты были полны слухов о предстоящем разрыве дипломатических отношений с Россией, о заключении между Россией и Турцией оборонительного и наступательного союза против Англии. «Сын Отечества» комментировал это следующим образом: «Они никак не могли переварить мысли о том, что Турция осмеливается отказывать англичанам в дозволении вступить в Дарданеллы и Босфор, в то время, когда русские находятся в расстоянии одного перехода от Константинополя. Это заговор против Англии!»[37]. В сообщении от 13 марта 1878 г. в российской газете говорилось: «Тон английской печати по отношению к России становится все нахальнее и оскорбительнее; по-видимому, она задалась мыслью, во что бы то ни стало, навязать России роль подсудимой, от которой Европа и в особенности Англия, требуют ответа»[38].

Ведущая английская газета 2 марта 1878 г. также опубликовала передовую статью под названием «Англия и Россия», в которой пыталась убедить англичан быть благоразумней. Примечательным было то, что «благоразумие и умеренность» в оценках политической ситуации, сложившейся на Балканах, необходимо было утверждать в настроениях английской публики, настроенной весьма воинственно[39]. Было очевидным то, что на объявленном предстоящем в Берлине международном конгрессе Англия не удовлетворится никакими уступками с российской стороны.

Валерий Федорович Блохин – доктор исторических наук, зав. кафедрой Новой и Новейшей отечественной истории и права Брянского государственного университета.

Сергей Иванович Косарев – старший преподаватель Брянского государственного университета.